Выяснилось, что немцы так и не узнали их настоящих имен, что Аламо сидел 
именно под этой фамилией, Ками — под своим псевдонимом Дэме (Desmet), а Софи 
Познанска зарегистрирована как Верлинден.
     Так обстояли дела в декабре, после их ареста. Но вот в начале апреля 1942 
года наши информаторы сообщают, что немцы уже знают настоящее имя Софи и что 
КамиДэме превратился в Антона Данилова.
     Что же произошло?
     Софи Познанска назвала свои настоящие имя и фамилию, и ничего страшного в 
этом нет. Осаждаемая немцами, которые забрасывают ее бесконечными вопросами, 
Софи старается внушить им — разумеется, только для отвода глаз! — что онаде 
полна «доброй воли и честных намерений». В течение всей ее боевой жизни она 
фигурировала под какимто заимствованным именем, неизвестным даже нам, и 
поэтому в данном случае, назвав себя правильно, она ничем не рисковала. Далее — 
и этого мы тогда не могли знать — она нарочно утаила от немцев, что родилась в 
польском городке Калиш, чтобы не навлечь на свою семью возможные репрессии.
     Иное дело Ками — за двадцать лет подполья он сталкивался с немалым 
количеством соратников по борьбе и, естественно, не желает навлечь на когото 
из них неприятности. Вот почему этот еврей, не являясь подданным какоголибо 
государства, в ходе одного допроса «с пристрастием» говорит, что он якобы Антон 
Данилов — лейтенант Советской Армии… Он достаточно хорошо владеет русским, 
чтобы эта версия могла показаться достоверной. Он заявляет, что в 1941 году был 
командирован в советское посольство в Виши, где оставался до самого начала 
войны. Затем, добавляет он, его послали в Брюссель в помощь Аламо. Он 
утверждает, что не знает никого, кроме тех, кого арестовали вместе с ним. Немцы 
принимают эту побасенку за чистую монету. Даже через несколько месяцев после 
его задержания они вполне уважительно отзываются об этом «советском офицере 
Данилове» (назвать себя в этой обстановке офицером противника — хитрейший ход).
     Гестаповцы подчеркивают, что арестованный держится очень мужественно и… не 
хочет ничего говорить.
     После эпизода на улице Атребатов наступает некоторое затишье. Рита Арну 
дала капитану Пипе два адреса. Один из них — адрес активного борца движения 
Сопротивления по имени Доу, другой — Шпрингера.
     16 декабря, через три дня после обыска на улице Атребатов, в меховой 
магазин Доу на улице Руаяль входит человек странного вида. Говорит, что послан 
сюда Большим Шефом и желает повидаться со Шпрингером. Доу, учуяв неладное, 
просит посетителя зайти еще раз через сорок восемь часов и немедленно сообщает 
о пришельце Шпрингеру, который со своей стороны, предчувствуя провокацию, 
советует соблюдать максимальную осторожность.
     По истечении двух суток незнакомец заявляется снова. Доу приглашает его 
пройти в комнату, смежную с торговым помещением. За стеной притаился один из 
друзей Доу, готовый вмешаться в любой момент. Шпик достает из кармана револьвер 
и кладет его около себя. Доу не теряет самообладания и говорит, что ему не 
удалось свидеться со Шпрингером. Несколько дней спустя он случайно замечает и 
узнает этого типа в машине, остановившейся рядом, и решает, что это, видимо, 
гестаповец. Доу едва успевает улизнуть.
     Рита Арну выдала еще один адрес, который тоже мог бы помочь немцам выйти 
на Шпрингера, а следовательно, оказаться в самом сердце нашей сети. Это адрес 
Ивонны Кюнстлунгер, его кузины. Она связная между ним и улицей Атребатов. 
Теперь ищейки из гестапо действуют более искусно: несколько раз посылают к 
Ивонне плохо замаскированных провокаторов, однако не запугивают ее, не 
арестовывают, а только пристально следят за ней в надежде, что она невольно 
сама приведет их к Шпрингеру. Но и эта попытка остается безуспешной…
     Из тюрьмы СенЖиль приходят тревожные вести про Аламо. Надзиратели 
сообщают необычную подробность. Оказывается, его возили в Берлин, а затем через 
некоторое время вернули обратно, но уже под именем Михаила Макарова.
     Его настоящее имя не знал даже я, оно для меня — открытие, хотя, между 
прочим, открытие вполне нормальное, ибо по мотивам безопасности всегда 
действует такое правило: никому не следует знать истинных имен и фамилий своих 
коллег. Но всетаки, на всякий случай, я решаю уточнить эту деталь и посылаю 
запрос в Центр. Мне отвечают — все правильно. Тогда я направляю Директору 
другую радиограмму и в ней информирую о грозящей нам опасности.
     Абвер возобновляет усиленное преследование наших людей, но поначалу идет 
по ложному следу. Выясняя личность Аламо, офицеры абвера едва не проморгали 
главное. Примерно в то же время, когда капитан Пипе запеленговал нашу рацию на 
улице Атребатов, в Северной Франции арестовали группу участников Сопротивления, 
включая бывшую техническую секретаршу Андре Марта, который в годы гражданской 
войны в Испании занимал пост одного из секретарей ЦК ФКП. Абвер убежден, что 
эта группа французов и брюссельские «музыканты» из «Красного оркестра» 
принадлежат к одной и той же сети бывших бойцов Интернациональных бригад в 
Испании. Напоминаю читателю, что Аламо тоже сражался там. Свои соображения по 
этому поводу Пипе посылает в Берлин и предлагает отправить арестованных в 
концентрационный лагерь. Тут в дело вмешивается Гиринг, с которым в дальнейшем 
повстречаюсь и я.
     Карл Гиринг имеет титул криминальрата — советника уголовной полиции. К 
немуто и попадает донесение капитана Пипе. Гиринг не верит, что былая 
принадлежность к Интербригадам может служить доказательством контактов между 
нашими агентами и бойцами Сопротивления в Северной Франции. Однако он 
вспоминает, что в связи с разгромом одной сети в Чехословакии, где он исполнял 
свои «функции», агенты противника назвали какогото советского офицералетчика, 
некогда принадлежавшего к Интербригадам.