глазами, испещренный множеством подписей и печатей, подтверждает, что его 
обладатель, месье Жильбер, уполномочен директором парижского отделения 
«организации Тодта» изыскивать стратегические материалы, нужные вермахту. Тот 
же директор просит все военные оккупационные инстанции всемерно помогать месье 
Жильберу…
     Чтобы нарушить затянувшееся молчание, я, в порядке дополнительной 
информации, поясняю моему собеседнику:
     — Напротив этого дома есть гараж, где я, вероятно, найду старые автомобили,
 которые можно пустить на переплавку. Но гараж закрыт, и я решил узнать у 
жильцов этого дома, в каком часу он открывается…
     Жандарм становится невольно приветливее, но, судя по всему, хочет быть 
дисциплинированным до конца:
     — Верю вам, — отвечает он, — но вам следовало бы дождаться возвращения 
моего начальника…
     — Невозможно! Это невозможно! Я обязательно должен успеть на поезд. 
Директор «организации Тодта» ожидает моего доклада сегодня же, во второй 
половине дня. Вы невольно можете стать причиной серьезной неприятности, знаете 
ли! Отведите меня к вашему офицеру или позвоните ему по телефону!
     Немного поколебавшись, немецкий жандарм решается позвонить капитану Пиле. 
Он сообщает ему о моем появлении… Из трубки до меня доносится громовое рычание 
капитана. Мой немец, словно сраженный молнией, резко бледнеет.
     Из трубки слышно:
     — Кретин! Чего вы держите этого человека? Немедленно отпустите его!
     Аламо — он все слышал — приближается к нам и бросает мне одобрительный 
взгляд… Вместе с жандармом я спускаюсь на первый этаж. Он доходит со мной до 
парадного, и я спрашиваю:
     — А что здесь происходит? Опять какаянибудь история с евреями?
     — О нет! Тут дело посерьезнее…
     — Еще серьезнее? Что же тогда?
     — История со шпионами…
     Мое лицо принимает крайне озабоченное выражение, я должен показать ему, 
как глубоко понимаю всю важность подобной ситуации. Мы расстаемся добрыми 
друзьями, и я ему говорю:
     — Приедете в Париж, обязательно загляните ко мне. Буду очень рад!..
     Я выхожу на улицу и лишь теперь, уже понастоящему, осознаю, насколько эта 
ситуация и впрямь серьезна! Только что нам нанесли очень тяжелый удар. 
Несколько наших людей угодили в сети абвера.Чем все это кончится? Я смотрю на 
часы — четверть первого. До чего же быстро все произошло… Вдруг вспоминаю, что 
условился встретиться со Шпрингером, совсем близко отсюда. Нельзя терять ни 
минуты, иначе, не дождавшись меня, он скорее всего тоже устремится прямехонько 
в мышеловку на улице Атребаты. К великому счастью, Шпрингер терпеливо ждет меня.
 Я быстро рассказываю ему о случившемся и спрашиваю, нет ли при нем 
компрометирующих документов…
     — Мои карманы полны ими, — отвечает он.
     — А конкретно что у тебя?
     — Планы антверпенского порта!
     — Проклятие! И толькото?!
     Я вспоминаю, что несколькими неделями раньше мой Директор выразил желание 
получить подробные планы этого порта с обозначением мест, куда могли бы 
прокрасться подводные лодки. Эти планы Шпрингер какимто образом сумел 
раздобыть…
     — Оставаться здесь больше нельзя!Ни секунды! Еще не хватало, чтобы и тебя 
обыскали…
     Через час встречаюсь с Кентом. Достаточно нескольких слов, и он мгновенно 
понимает всю серьезность положения. Трое наших арестованы, и хотя все они 
безоговорочно внушают мне полное доверие, все равно, если они в лапах гестапо, 
можно ожидать самого худшего. И еще: присутствие у них Риты Арну беспокоит меня 
особенно сильно: у нее нет тех же причин хранить молчание, какие есть у других. 
То есть практически я уверен, что она будет говорить. Кента она видела дважды, 
хорошо знает Шпрингера и коечто слышала про Венцеля… Кроме того, немцы 
захватили наши донесения, так почему же им не попробовать раскрыть наш шифр?..
     Необходимы экстренные контрмеры: Кент и Шпрингер должны немедленно 
покинуть Бельгию, а остальные — уйти в самое глубокое подполье. Бельгийская 
группа временно консервируется. Другого выхода нет68.
     Надо было действовать предельно быстро… Я поехал на машине в Лилль. Там 
сел в поезд на Париж. На другой день состоялось совещание с Лео Гроссфогелем и 
Фернаном Пориолем. Мы решили сформировать особую группу из нескольких абсолютно 
надежных людей, которые под руководством обоих моих друзей будут следить за 
развитием событий как в Бельгии, так и во Франции и отражать возможные удары 
врага. Нам стало очевидно, что с провалом на улице Атребатов период 
безопасности окончился. Отныне немцы будут денно и нощно выслеживать нас всеми 
имеющимися в их распоряжении средствами…
     Лео и Фернан уехали в Брюссель и там взяли все в свои руки. Следовало 
организовать отъезд Кента в Париж, отправить Шпрингера в Лион и дать инструкции 
Избуцкому, Райхману и Венцелю. Венцель тотчас же сменил квартиру, по 
возможности запутал следы, изменив свои привычки и прекратив всякий обмен с 
Центром на два месяца.
     Но больше всего тревожила судьба наших товарищей, содержавшихся в 
брюссельской тюрьме СенЖиль. Лео и Фернан вошли в контакт с надзирателями, 
участниками движения Сопротивления, и те информировали их о дорогих нам узниках.