Аламо, и так как в середине 1941 года мы испытываем недостаток в «солистах», я 
решаю направить к нему в качестве стажеров Давида Ками и Софи Познанску.
     Ками — настоящий активистреволюционер. Его мне представляет Гилель Кац. 
Они знают друг друга по совместному пребыванию в организации ФКП 5го района 
Парижа. Свои молодые годы Ками провел в Палестине, затем поехал сражаться в 
Испанию, как, впрочем, и многие другие из нашего «Красного оркестра». Прежде 
чем присоединиться к нам, он работал в техническом отделе ФКП. Страстный 
любитель радио, хорошо ориентируясь в химии, он организовал небольшую 
подпольную лабораторию, в которой изготовлял, в частности, симпатические 
чернила, самоуничтожающиеся документы и т. д. Мы считали его главным образом 
специалистом по микрофильмам. В этом отношении он был профессионалом высокого 
класса.
     Софи Познанска помогает Венцелю проводить занятия. Ее я знаю еще по 
Палестине, где она показала себя необычайно храброй и умной девушкой.
     Таким образом, оба «стажера» очень мне дороги. Я прошу Кента подыскать им 
самые надежные тайные квартиры. Но он ничего в этом смысле не делает: Софи 
живет в доме 101 на улице Атребатов (это вилла, которую мы арендуем для 
передачи наших материалов), а Ками ютится у Аламо. Но ни тут ни там не 
соблюдаются даже самые элементарные условия безопасности. Словно ктото 
специально хочет спровоцировать катастрофу.
     В начале декабря получаю тревожную записку от Софи. Она просит меня прийти 
к ней и «навести порядок». В нашем особняке на улице Атребатов частенько 
складываются довольно нелепые ситуации, которые того и гляди могут стать 
опасными. Одиннадцатого я прибываю в Брюссель и убеждаюсь, что там 
действительно творятся необычные в нашей практике дела. Неисправимый Аламо 
приезжает на виллу «поработать», его сопровождают… друзья (и подружки тоже) — 
люди, абсолютно посторонние для нашей группы. При таких обстоятельствах Венцель 
с полным основанием решает на какоето время прекратить передачу отсюда 
радиограмм. А ведь еще только в ноябре, совсем недавно, такие передачи велись 
ежедневно по нескольку часов.
     В полдень 12 декабря я встречаюсь с Софи. Она говорит мне о совершенно 
немыслимой атмосфере, царящей здесь. Я тут же принимаю решение отозвать ее и 
Ками в Париж, предоставив Кенту заботу об их замене. Затем назначаю всем им 
встречу на вилле назавтра в полдень, чтобы поставить их в известность о 
намеченных мною изменениях.
     Тем временем капитан Гарри Пиле из абвера со своей стороны как бы пустился 
наперегонки со временем. Ему удается запеленговать передатчик, но он еще не 
установил точного номера дома, колеблется между номерами 99, 101 и 103. Ночью 
он решается действовать и со своими людьми врывается в дом 101. Сперва, на 
первом этаже, они обнаруживают Риту Арну, антинацистски настроенную голландку, 
приятельницу Шпрингера, которая наняла для нас эту виллу, не зная про наши дела 
почти ничего. На втором этаже Софи как раз занята расшифровкой радиограмм. 
Испугавшись стука сапог на лестнице, она торопливо швыряет в камин все, что 
попадается под руку. Самое главное сожжено, но немцам удается завладеть одним 
полусгоревшим листком бумаги…
     В другой комнате работает Ками. Он подслушивает рацию, работающую гдето в 
другом месте (нами установлен принцип контроля одного радиопередатчика другим). 
Он слышит шаги и пытается спастись бегством. Следует бешеная погоня, но на 
улице его схватывают. Риту Арну, Софи и Ками арестовывают. Немцы устраивают на 
вилле засаду.
     На следующий день в одиннадцать тридцать ничего не подозревающий Аламо 
приходит на встречу, назначенную накануне. Несколько дней он не брился и зарос 
щетиной. В его руке корзинка с кроликами для пропитания. Едва он ступил на 
порог, как немецкие жандармы набрасываются на него…
     — Ваши документы!
     Не теряя спокойствия, он достает из кармана свой уругвайский паспорт на 
имя Карлоса Аламо… Следуют вопросы:
     — Зачем вы пришли сюда? Откуда вы пришли? Чем занимаетесь?
     Он им рассказывает нехитрую историю: дескать, его магазин в Остенде 
недавно разрушен (и это правда), после чего, чтобы прокормиться, он подвизается 
на черном рынке…
     — Только что я позвонил у парадного — хотел предложить своих кроликов.
     Версия правдоподобна. По виду его вполне можно принять за бродячего 
мелкого торговца. А тут еще и кролики для достоверности.
     Посовещавшись, жандармы приказывают ему оставаться в их распоряжении.
     В этот момент являюсь я…
     Ровно в полдень звоню у входа. Мне открывает жандарм, неизвестно зачем 
переодевшийся в женское платье. Мы смотрим друг на друга в упор. И тут я 
отчетливо чувствую, как мое сердце перестает биться. Собравшись внутренне, 
невольно делаю шаг назад и стараюсь держаться непринужденно.
     — О, простите, пожалуйста, но я не знал, что этот дом занят вермахтом. 
Видимо, ошибся адресом…
     Я его не убедил. Он хватает меня за руку, да так, что едва не ломает мне 
ее, и втаскивает внутрь.
     Теперь нужна сверхосторожная игра… В доме все перевернуто вверх дном, 
везде неописуемый беспорядок — классическая картинка после обыска… Сквозь 
застекленную перегородку, отделяющую большую комнату, где я нахожусь, от 
лестничной клети, я вижу Аламо. Медленно, уверенный в себе, я достаю свои 
документы и протягиваю их немцу, хотя он меня об этом и не просил.
     Его лицо вытягивается, он ошарашен: документ, который я держу перед его