направляется к стойке и спрашивает чашку чая, то этим он вызывает не только 
насмешливые замечания в свой адрес, но и — хуже того! — привлекает к себе общее 
внимание. А ведь разведчику подобная реакция окружающих явно ни к чему. Видимо, 
в школе, где учился Кент, ему забыли внушить простейшее правило: в питейных 
заведениях такого рода посетители заказывают не чай, а уж по меньшей мере 
стакан доброго красного вина!..
     Золотое правило разведчика гласит: быть незаметным, но не таиться и ни от 
кого не прятаться, а жить нормально. На этой стадии бытия умелый камуфляж 
решает все. Агент не должен изображать коголибо или чтолибо, он должен 
простонапросто «быть». В Брюсселе я не только жил под именем Адама Миклера, я 
стал Адамом Миклером. Внимательный и вдумчивый наблюдатель не заметил бы 
никакой разницы между моей жизнью и жизнью одного из множества коммерсантов, с 
которыми я встречался на бирже или в ресторанах.
     Человек как бы вживается в выбранный им образ. Для этого ему нужно 
детально знать страну, среду, в которой он действует, профессию, которую 
практикует. Адам Миклер приехал из Квебека? Что ж, я могу часами рассказывать о 
красотах Монреаля и дурачить любого, кто развесит уши. Присутствие в Брюсселе 
Любы и одного из наших сыновей облегчает мое внедрение в местную жизнь. Война и 
оккупация вынуждают меня удвоить меры предосторожности.
     Моя жизнь в Париже с внешней стороны ни в чем не изменилась. Один из 
акционеров общества «Симэкс», Жан Жильбер, живет под этим именем на улице 
Фортюни или на улице де Прони. Соседи и консьержки приветствуют в его лице 
бельгийского промышленника. Я живу один, и в этих двух «официальных» квартирах 
редко кого принимаю. Моя приятельница Джорджи де Винтер никогда не является по 
этим адресам. Она покинула Бельгию осенью 1941 года и с момента вступления в 
войну Соединенных Штатов живет под фамилией Тэвене. Ее квартира находится в 
доме на площади Пигаль (впоследствии она снимет виллу в Ле Везине). Сдержанная 
и умная, она знает про меня лишь то, что я борюсь против нацизма. Иногда Лео 
заглядывает ко мне на улицу де Прони. Однажды, забыв про комендантский час, он 
остается ночевать. И уже назавтра управительница домом, раньше приветливая и 
предупредительная, подозрительно косится на меня. Через две или три недели меня 
посещает одна дама. На следующий день лицо моей управительницы расплывается в 
широкую доброжелательную улыбку. Заинтригованный, я спрашиваю у нее о причине 
такой метаморфозы.
     — Месье Жильбер, — говорит она, — я вас считала вполне респектабельным 
жильцом. И вдруг… Первый же человек, который провел у вас ночь, оказался 
мужчиной. Но вот вчера, когда я увидела даму, я с облегчением вздохнула. А то, 
знаете ли, я было решила, что у вас ненормальные склонности.
     Несколько раз в неделю Жан Жильбер отправляется на Елисейские Поля, в 
управление компании «Симэкс»64. За исключением Гроссфогеля, Корбена, Каца и 
Сюзанны Куант, никому из сотрудников моя истинная роль не известна. Для 
непосвященных я просто промышленникворотила, умеющий делать дела. Приходить в 
управление «Симэкс» с компрометирующим материалом или, чего доброго, пускаться 
там в разговоры про разные истории, приключившиеся с нашими агентами, конечно 
же запрещено. При любых обстоятельствах наша «крыша» должна оставаться 
безупречной. Для переговоров о важных контрактах, заключаемых нами с немцами, 
Лео Гроссфогель организует неофициальные ужины. Дельцам из «организации Тодта» 
особенно приглянулся русский ресторан «У Корнилова» и даже один еврейский 
ресторан, не закрытый немцами и зарезервированный исключительно для 
обслуживания оккупантов.
     Готовясь к такому ужину, требующему от нас огромного внимания и напряжения,
 мы в порядке профилактики заглатываем рюмку оливкового или ложку сливочного 
масла, чтобы не захмелеть… Жиры связывают алкоголь и позволяют нам оставаться 
вполне «приличными», а главное, до конца сохранять ясную голову. Надо ли 
добавлять, что этого никак не скажешь о наших партнерах? Мой портной, мой 
парикмахер, хозяева кабачка и ресторана, которые я посещаю, почтительно 
приветствуют в моем лице месье Жильбера, который курит дорогие сигары и щедро 
раздает чаевые.
     За этой моей личиной скрывается и постоянно присутствует другая личность — 
шеф «Красного оркестра». Жан Жильбер и Отто полностью изолированы друг от друга.
 Опасность таится в возможности трансформации одного в другого. Поэтому никто 
не должен последовать за Жильбером, когда тот уходит в тень и растворяется в 
ней.
     Дважды в неделю я еду на одну из наших двадцати или двадцати пяти явок. 
Как правило, это загородные виллы, подобранные Лео. Кац или Гроссфогель, у 
которых за несколько дней накопилась свежая информация, приносят мне 
соответствующие материалы, и я их сортирую. Основываясь на обилии новых 
сведений, я составляю краткое, сжатое донесение, затем делю его на четыре или 
пять радиограмм. Выполнение такой задачи требует по крайней мере одного полного 
рабочего дня. Потом связной забирает весь материал и относит его шифровальщику, 
обычно Вере Аккерман, от которой шифровка поступает к супругам Сокол для 
непосредственной передачи в эфир. Каждый из перечисленных этапов тщательно 
отделен от остальных. Каждый из членов сети знает только самое необходимое для 
его работы. В такой организации любая из существующих связей жизненно важна. 
Важно и другое: с самого начала мы уделяли особое внимание разработке техники 
встреч.
     Наибольшая безопасность обеспечена тогда, когда два человека встречаются в 
обычной для них среде: так, например, в 1939 году контакты между Любой и Кентом 
выглядели вполне естественными — оба были студентами Свободного университета в 
Брюсселе. Но такая форма общений, конечно, далеко не всегда возможна. А вообще