заполнении анкет они назвали себя специалистами по ремонту радиоаппаратуры. Они 
знают, что СССР нуждается в технических кадрах, и поэтому у них будет больше 
шансов на разрешение жить в стране, чем если они укажут свои настоящие 
профессии. Их партийные документы, попав в советское посольство в Виши, ложатся 
на письменный стол генерала Суслопарова, который, зная, как остро я нуждаюсь в 
радистах, направляет их ко мне.
     Старые боевые коммунисты, муж и жена Сокол без колебаний принимают мое 
предложение… Фернан Пориоль берется за их обучение и в рекордно короткий срок 
делает из них отличных радистов. К концу 1941 года у Фернана уже целых семь 
новых учеников: группа из пяти испанцев и супружеская пара Жиро. Через 
несколько месяцев — опять рекордный срок! — французский «оркестр» уже может 
играть. Добавлю, что для передачи донесений особой важности Пориоль монтирует 
специальную линию связи, идущую через подпольный центр ФКП. К этому я вернусь 
ниже…
     В тот же период Центр дает мне возможность выйти на Анри (Гарри) 
Робинсона63. Это бывший член Союза спартаковцев, руководимого Розой Люксембург, 
опытный практик подпольной коминтерновской работы. Давно обосновавшись в 
Западной Европе, Робинсон порвал связь с Центром. Московское руководство 
предоставляет мне самостоятельно решить, стоит ли возобновить с ним отношения.
     — После чисток в советской разведке, — объясняет мне Гарри, — я прекратил 
отношения с ними. В 1938 году я был в Москве и видел, как ликвидировали лучших. 
Согласиться с этим я не могу… Теперь я поддерживаю отношения с представителями 
генерала де Голля и знаю, что Центр запрещает такие контакты…
     — Послушай, Гарри, — ответил я ему, — и я не одобряю то, что происходит в 
Москве. И меня привела в отчаяние ликвидация Берзина и его друзей, но сейчас не 
время цепляться за прошлое. Идет война. Оставим прошедшее в стороне, и давай 
бороться вместе. Всю свою жизнь ты был коммунистом и не должен перестать быть 
им лишь потому, что ты не согласен с Центром…
     К моей радости эти доводы подействовали на него. И вот он делает мне 
следующее предложение:
     — Есть у меня радиопередатчик и радист, но я не могу себе позволить 
ставить его под удар. Давай договоримся о регулярных встречах. Каждый раз я 
передаю тебе добытые мною сведения, причем сам их зашифровываю. Ты же возьми на 
себя передачу их в Центр…
     Москва приняла это предложение. Информации Робинсона поступали ко мне 
регулярно. Помогал ему деньгами, ибо он с трудом сводил концы с концами. Однако 
в состав «Красного оркестра» он так никогда и не вошел.
     Както осенним днем 1942 года он дал мне знать, что срочно желает 
встретиться. Мы условились, когда и где. То, что он мне сообщил, было и в самом 
деле крайне важно…
     — Ты знаешь, что я связан с Лондоном, — сказал он мне. — Представитель 
генерала де Голля находится здесь и желает встречи на уровне главного 
руководства коммунистической партии…
     — С какой целью? Ты в курсе?..
     — Видимо, де Голлю хотелось бы, чтобы компартия послала к нему своего 
эмиссара. Но руководство ФКП сумело так здорово законспирироваться, что вот уже 
три недели как нашему человеку никак не удается нащупать хотя бы малейший 
контакт…
     Я пообещал Гарри заняться этим. Поскольку я имел возможность за двое суток 
связаться с Мишелем — представителем коммунистической партии, — мы с ним 
увиделись, и я изложил ему ситуацию. Встречу Мишель назначил на несколько более 
поздний срок.
     Так Лондон впервые вошел в контакт с ушедшим в глубокое подполье 
руководством Французской коммунистической партии.
     
10. МОЯ ДВОЙНАЯ ЖИЗНЬ
     
     Легенды о шпионаже живучи… В них обычно рассказывается, как будущего 
разведчика посылают учиться в некую школу, где его, согласно принятой традиции, 
приобщают к более или менее таинственной науке о сборе разведывательных 
сведений. Сидя за партами в таких специальных учебных заведениях, изучается 
разведывательное дело так же, как в других изучают, скажем, математику. По 
окончании спецшкол вручается диплом, и свежеиспеченный доктор разведнаук 
начинает путешествовать по белу свету, дабы узнать, выдержит ли изученная им 
теория проверку практикой. При этом забывают, что законы разведки не являются 
ни теоремами, ни аксиомами и что, как правило, ни в каких книгах их не найти.
     Я лично никогда и никаких «шпионских курсов» не посещал. В этой области я 
не более чем скромный «автодидакт», а проще говоря — самоучка. Моя жизнь 
активного коммуниста — вот, собственно, моя школа. Ничто не могло лучше 
подготовить меня к руководству сети, подобной «Красному оркестру», чем те 
двадцать бурных лет (подчас это были годы подполья), что предшествовали моему 
приобщению к разведслужбе. В Польше и в Палестине я научился жить на 
нелегальном положении, и это ничем не заменимый опыт стоит всех учебных курсов, 
какие только есть на свете. В той же самой «школе» учились и мои друзья Лео 
Гроссфогель и Гилель Кац, сыгравшие решающую роль в создании и развитии нашей 
сети. Будучи боевыми коммунистами, мы овладевали искусством действовать в любой 
обстановке, чувствовать себя в ней, как рыба в воде. Разведка требует 
постоянной непринужденности, непрерывной работы воображения, напряженного 
внимания. Если, например, Кент, едва покинувший свою «разведакадемию», 
очутившись в парижском предместье, входит в какойто самый обыкновенный кабачок,