покушений. Списки обвиняемых варьировались. Иной раз — уже на следующем 
процессе — на скамье подсудимых оказывались люди, которые всего несколько 
месяцев назад якобы едва не пали от пули заговорщиков. А теперь уже их самих 
уличали в терроризме…
     Эти трагические спектакли, неуклюжая режиссура которых, казалось бы, 
должна была раскрыть глаза всем, преследовали одну цель — поселить страх и ужас 
в сознании и душах советских людей. Страной овладел какойто неправдоподобный 
коллективный психоз, поддерживаемый всеми средствами государственного аппарата. 
Исчезла соразмерность вещей, все стало какимто иррациональным. Чем, например, 
объяснить, что коммунисты вроде Каменева, Зиновьева и Бухарина признались в 
предъявленных им обвинениях? Этот вопрос, волновавший миллионы людей во всем 
мире, очень долго оставался без ответа. Даже в Советском Союзе плотная завеса 
лжи и фальсификаций была приподнята с большим опозданием, да и то лишь частично.
 В 1964 году, в короткий период оттепели, в одной из книг можно было прочитать, 
что после убийства Кирова имели место четыре процесса бывших членов 
оппозиционных групп, в январе 1935 г., в августе 1936 г., в январе 1937 г. и в 
марте 1938 г. Три из них проводились публично. Всех подсудимых обвиняли в 
измене родине, шпионаже, в подготовке террористических актов против Сталина и 
Молотова, в убийстве Горького и других лиц. Анализ источников показывает, что 
следствие по этим делам велось при явном нарушении норм законности, и это даже 
при открытых процессах. Обвинения основываются на признаниях обвиняемых, что 
прямо противоречит принципу презумпции их невиновности. Карл Радек в ходе 
своего процесса заявил, что последний всецело основывается всего лишь на 
показаниях двух лиц — его самого и Пятакова. Он иронически спросил у Вышинского,
 как можно рассматривать их показания как доказательства, коль скоро они 
«бандиты и шпионы»? «На чем вы основываете ваше предположение, — спросил он 
Вышинского, — что то, что мы сказали, есть правда, чистая правда?» Сегодня 
можно считать совершенно несомненно установленным: большинство показаний 
троцкистов и уклонистов на этих процессах лишены всякого основания, что, 
конечно, ставит под сомнение правдивость всей совокупности этих показаний.
     Генеральный прокурор Вышинский провел все эти процессы в полное нарушение 
правил процедуры. Так, когда Крестинский отказался признать себя виновным в том,
 что ему инкриминировал Вышинский, последний потребовал прекращения заседания и 
возобновил свой допрос только на следующий день. А назавтра Крестинский вдруг 
заявил, что ответил «не виновен» машинально вместо того, чтобы ответить 
«виновен». Бухарин утверждал, что никогда не участвовал ни в подготовке убийств 
или какихлибо диверсионных актов и что суд не располагает никакими 
доказательствами, чтобы обвинять его в этом. «Какие у вас доказательства? — 
спросил он, — кроме показаний Шаранговича, о существовании которого я до моего 
ареста никогда ничего не знал?» По этому поводу Вышинский, анализируя 
доказательства, цинично заявил, что для выдвижения обвинения вовсе не 
обязательно, чтобы все преступления были доказаны. Таким образом, в свете 
обстоятельств, о которых мы напомнили, в ходе этих процессов законность грубо 
нарушалась.
     Такой была в 1964 году официальная точка зрения. Однако от правды нас все 
еще отделяет немалая дистанция. Следовало бы вдобавок рассказать о физических и 
нравственных пытках, о систематическом шантаже семей обвиняемых. Кроме того, за 
ущемленными, несправедливо исковерканными судьбами нескольких десятков жертв 
упомянутых процессов мы не должны забывать, что ведь репрессии затронули 
миллионы советских граждан, от которых вообще не требовали какихлибо 
признаний!
     Сталинское руководство потерпело неудачу во всех своих начинаниях — будь 
то экономическое развитие, коллективизация, индустриализация. И напротив, план 
истребления кадров был перевыполнен сверх всяких предвидений. «Смена кадров», 
провозглашенная Сталиным, практически предполагала ликвидацию всех, кто занимал 
какую бы то ни было должность. Чистки были организованы «понаучному» — по 
категориям, по наркоматам, по единицам административного деления, по отраслям. 
Погибая, каждая жертва увлекала за собой своих сослуживцев, друзей и знакомых. 
Так, например, Пятаков работал в Наркомате тяжелой промышленности. По своим 
служебным обязанностям он, естественно, встречался с сотнями людей. После его 
ареста все они оказались под подозрением…
     Дело Пятницкого наглядно показывает суть этой репрессивной политики, 
чемто напоминающей игру на кегельбане: если пущенный шар заденет одну фигуру, 
то свалятся и все остальные. Старый большевик, Пятницкий был близким соратником 
Ленина. После создания Коминтерна он стал одним из его главных руководителей. 
Обладая большими организаторскими способностями, он оказался во главе 
управления кадров. Он подбирал, формировал и рассылал кадры Коминтерна по всем 
странам. В начале 1937 года Пятницкого арестовали и предали суду как 
«германского шпиона». Правду об этом деле я узнал значительно позже, в 1942 
году, когда, находясь в гестапо, я попал на допрос к человеку, в свое время 
организовавшему эту провокацию. Все документы, доказывающие «виновность» 
Пятницкого, были фальшивками, сфабрикованными германской контрразведкой. 
Нацисты задумали использовать царящую в Советском Союзе шпиономанию для того, 
чтобы сотворить «германского агента», будто бы пробравшегося в руководящую 
партийную верхушку. Но почему их выбор остановился именно на Пятницком? По 
очень простой причине: немцы знали, что через Пятницкого они нанесут удар по 
всему управлению кадров Коминтерна, которое будет уничтожено.
     В Германии Пятницкого хорошо знали: после Октябрьской революции вместе с 
Радеком он ездил туда нелегально. Гестапо арестовало двух активистов Компартии 
Германии, командированных Коминтерном. Этот арест остался тайным. Обоих агентов