деятельность миссис Розы Гринхау, проживавшей в столице на углу 13-й и 1-й улиц.
 Вдова, слывшая богатой женщиной, была агентом мятежников, причем даже не 
пыталась прикрыть свое сочувствие Югу хотя бы показным нейтралитетом. 
      В одном из многочисленных докладов генералу Мак-Клеллану Пинкертон 
говорил о подозрительных лицах, имеющих "доступ в золоченый салон 
аристократических предателей". Столь презрительно охарактеризованная привилегия 
принадлежала миссис Гринхау по естественному праву и базировалась на её 
получившей широкую известность фразе, что она "не любит и не почитает старого 
звездно-полосатого флага", а видит в нем лишь символ "аболиционизма - убийств, 
грабежа, угнетения и позора". 
      Свою шпионскую деятельность она начала в апреле 1861 года, а в ноябре 
того же года военное министерство и Аллан Пинкертон были сильно обеспокоены её 
непрерывным пребыванием в столице. Помощник министра Скотт утверждал, что Роза 
Гринхау - опаснейшая шпионка, легкомысленно пренебрегающая маскировкой своих 
откровенных высказываний. И как только Аллан Пинкертон и некоторые его агенты 
начали вести наблюдение за этой дамой, они обнаружили не только справедливость 
этого утверждения, но и неопровержимые доказательства измены одного 
федерального чиновника, которого она открыто старалась завербовать. 
      Окна квартиры Гринхау были расположены слишком высоко, поэтому, чтобы 
что-нибудь увидеть с тротуара, сыщики Пинкертона обычно снимали обувь и 
становились на плечи друг другу. Слежка, проводимая по такому "гимнастическому" 
методу, принесла обильные плоды, и в скором времени миссис Гринхау угодила в 
тюрьму Олд-Кэпитал. 
      Аллан Пинкертон попытался использовать фешенебельную квартиру миссис 
Гринхау как ловушку. К его большому удивлению, в день ареста миссис Гринхау на 
её квартиру не пришел ни один человек, хотя бы сколько-нибудь замешанный в 
интригах Юга. Агенты секретной службы, томясь в засаде, тщетно дожидались их 
появления, ибо восьмилетняя дочь миссис Гринхау залезла на дерево и оттуда 
кричала всем знакомым ей лицам: "Маму арестовали!.. Мама арестована!.. ". 
      Благодаря давлению, оказанному многочисленными друзьями, Розе Гринхау 
удалось избежать военного суда или даже длительного заточения. Напротив, вскоре 
ей разрешили отбыть в Ричмонд на пароходе, защищенном флагом перемирия. 
      Тем временем Тимоти Уэбстер состязался с Алланом Пинкертоном в подвигах 
контрразведки: он ещё глубже проник в ряды сторонников Юга в Мэриленде, которые 
чувствовали себя "отрезанными" от своих южных единомышленников. Разыгрывая из 
себя заядлого мятежника, Уэбстер изображал каждую из своих дерзких поездок в 
Виргинию как подвиг, совершенный в пользу Юга и его приверженцев. Когда рьяный 
федеральный сыщик Мак-Фейл добился ареста Уэбстера в Балтиморе, Пинкертон лично 
допросил столь "подозрительного субъекта". Во время этой встречи было условлено,
 что Уэбстера, как мятежника, препроводят в форт Мак-Генри. Там ему дадут 
возможность бежать из-под стражи, а караульные солдаты получат приказ стрелять 
в воздух. 
      Так и произошло. Уэбстер вернулся в Балтимору глухой ночью, был встречен 
ликованием, оставался среди мятежников трое суток, а затем снова улизнул для 
доклада Аллану Пинкертону. 
      В начале второго года гражданской войны Тимоти Уэбстер достиг полного 
расцвета своей карьеры. Когда молодой человек по фамилии Камилер, известный 
сторонник Юга в округе Леонардстаун, рискнул пересечь реку Потомак, его тотчас 
же арестовали по подозрению в шпионаже. Одного слова Уэбстера, сказанного 
начальнику тюрьмы, куда посадили Камилера, было вполне достаточно для его 
освобождения. 
      Здоровье Уэбстера к тому времени пошатнулось; одно время он болел 
ревматизмом, приступы которого долго его мучили. 
      Вскоре должен был начаться поход Мак-Клеллана на полуостров. Секретная 
служба бросила все свои силы для выяснения численности гарнизона и системы 
обороны Ричмонда. Уэбстер внезапно замолчал - от него не поступало никаких 
сведений, хотя срок получения очередного донесения давно миновал. И Аллан 
Пинкертон принял решение, которое привело к гибели Уэбстера. Два федеральных 
агента. Прайс Льюис и Джон Скалли, вызвались проникнуть в Ричмонд и попытаться 
наладить связь с Уэбстером. 
      В это время тяжело больной Уэбстер находился в Ричмонде; он страдал 
острым суставным ревматизмом и не мог даже встать с постели. Скалли и Льюис 
увиделись с ним в гостинице, где за ним нежно ухаживала миссис Лоутон и 
заботилось местное население. Новоприбывшие, как и опасался Уэбстер, были 
немедленно взяты под наблюдение. Обоих агентов Аллана Пинкертона заподозрили в 
шпионаже, внезапно заключили под стражу и пригрозили им виселицей. 
      Под влиянием сильнейшего давления, а также необходимости сделать выбор 
между повешением и полным признанием, Скалли сломался. После этого решил быть 
откровенным с начальником полиции и Льюис. Оба они стали главными свидетелями 
на процессе Уэбстера. Накидывая своими показаниями петлю на шею Уэбстера, они 
спасали от смертной казни себя. В итоге к повешению был приговорен только 
Уэбстер. 
      Генерал Мак-Клеллан был сильно взволнован, получив известие о постигшей 
Уэбстера судьбе. По предложению Мак-Клеллана Аллан Пинкертон спешно выехал в 
Вашингтон, чтобы любым видом официального вмешательства побудить Ричмонд 
отсрочить казнь. Президент Линкольн согласился созвать заседание кабинета 
министров и попытаться что-то сделать для человека, которому правительство было 
столь многим обязано. Военный министр Стэнтон заявил, что применит все 
имеющиеся в его распоряжении средства для спасения Уэбстера; что касается 
Скалли и Льюиса, предавших Уэбстера ради спасения собственной шкуры, они не