Хилла, чтобы проникнуть в круг заговорщиков. В угрожающей серьезности их 
намерений сомневаться не приходилось. Аллан Пинкертон, со своей стороны, 
убедился, что балтиморской полицией верховодит Джордж Кейн, ярый конфедерат, 
воспитывающий рядовые кадры своего ведомства в радикально-бунтовщических 
понятиях. Кейн, который был видной фигурой среди балтиморских сторонников Юга, 
и пальцем не шевельнул бы в случае их мятежа или сделал бы это лишь для того, 
чтобы ещё больше раздуть огонь. 
      Другим заправилой, тоже считавшимся "горячей головой" (так, по крайней 
мере, Хилл рекомендовал его "Говарду", а сыщик, в свою очередь, - своему 
начальнику Э. Дж. Аллену), был итальянский выходец, именовавший себя 
"капитаном" Фернандина. Благодаря своему латинскому происхождению, богатству и 
пылкости речей, а также демонстративной готовности пойти на все опасности 
мятежа, "капитан" был повсюду желанным гостем. Его выслушивали почтительно, с 
ним обращались запросто даже представители исключительно замкнутого высшего 
балтиморского общества. "Капитану" Фернандине не только присвоили воинский чин: 
его признали организатором одной из ежедневно формировавшихся добровольческих 
рот. 
      К своей роли агитатора Фернандина готовился, работая цирюльником при 
отеле Барнума. Сам он не владел рабами и даже понес ущерб от конкуренции 
чернокожих; и все же во время бритья и стрижки богатых клиентов-рабовладельцев 
заразился непомерным усердием в защите рабовладения. Сыщики убедились, что 
очень многие видные граждане, которых когда-то намыливал, брил и пудрил этот 
человек, теперь считают его своим глашатаем и вожаком. 
      Дэвис, приятель Хилла, которого наряду с Хиллом считали сторонником 
крайних мер, был, наконец, приглашен Фернандиной на очень важное собрание 
заговорщиков. 
      Его, Хилла, и прочих - всего человек тридцать - привели к присяге, причем 
Дэвис сделал мысленную оговорку в интересах защиты своей родины. В собрании 
царила какая-то благоговейная атмосфера, хотя, присмотревшись к своим соседям, 
Дэвис едва не рассмеялся. Он был окружен самыми болтливыми и нескромными 
крикунами Балтиморы! Как-то они выполнят взятые на себя тайные обязательства? 
      Пылкая декламация редко свойственна человеку, готовому к рискованным 
действиям. Среди белых шаров, лежавших в ящике, был только один красный. 
Заговорщик, вынувший его, не должен был выдать этого ни единым словом, а обязан 
был молча считать себя носителем почетного жребия, готовым на все. 
      Хилл, однако, узнал и не преминул сообщить Дэвису, что в ящик положен не 
один, а восемь красных шаров. Это была необходимая мера предосторожности в 
отношении красноречивых, но нерешительных типов, которым трусость могла 
помешать пойти на убийство президента Линкольна! 
      Фернандина, как председатель, открыл собрание речью. Потом ящик пошел по 
рукам. Дэвис вынул белый шар. По лицу Хилла он увидел, что и тому не достался 
красный. Но восемь человек все же ушли с убеждением, что на него одного легла 
ответственность за спасение Юга. Отделавшись под каким-то предлогом от Хилла, 
Дэвис поспешил к Эллену. Записав рассказанное Дэвисом и сопоставив его рассказ 
с предостережениями, поступившими от Тимоти Уэбстера, Пинкертон с первым же 
поездом уехал в Филадельфию к Фелтону. 
      Убийство новоизбранного президента, когда тот будет проезжать через 
Балтимору, должно было послужить сигналом к поджогу деревянных мостов на линии 
железных дорог Филадельфия - Уилмингтон - Балтимора, а также к разрушению 
паромов и подвижного состава во всем штате Мэриленд. В результате нация 
осталась бы без вождя, началось бы восстание рабовладельческих штатов и столица 
страны оказалась бы отрезанной от "презренных" аболиционистов Севера. 
      Консервативные элементы Юга не имели никакого отношения к проектам 
Фернандины и ему подобных. Но глава балтиморской полиции Кейн, без сомнения, 
был в союзе с заговорщиками. Таким образом, президент Линкольн по прибытии в 
Балтимору фактически оказался бы беззащитным. В Вашингтон его сопровождало лишь 
несколько друзей и единомышленников. На вокзале в Балтиморе вокруг этой 
небольшой группы начали бы толпиться дружественно или враждебно настроенные 
люди либо попросту зеваки; тогда на некотором расстоянии от неё поднялся бы шум,
 отвлекающий внимание немногочисленных полицейских, которых Кейн расставил бы, 
чтобы иметь предлог самому направиться в другое место. Толпа сомкнулась бы 
вокруг небольшой группы "презренных янки", поближе к президенту Линкольну. 
Восемь обладателей красных шаров уже находились бы там, и как раз в этот момент 
последовал бы роковой выстрел или удар кинжалом. 
      В Чезапикской бухте должен был дежурить быстроходный пароход, а у берега 
- лодка, чтобы доставить на него убийцу. Его тотчас же отвезли бы в 
какой-нибудь глухой порт на далеком Юге, где, конечно, стали бы чествовать как 
героя. 
      Авраам Линкольн пробирался в Вашингтон окольными путями; очевидно, этого 
требовали соображения политического характера. 11 февраля 1862 года он покинул 
свои мирный дом в Спрингфилде, штат Иллинойс, в сопровождении своего личного 
секретаря Джона Никола, судьи Давида Дэвиса, полковника Самнера, майора Хантера,
 капитана Попа, Уорда Ламона и Нормана Джадда из Чикаго. Аллан Пинкертон был 
хорошо знаком с Джаддом и уже послал ему две предостерегающие записки, из 
которых одна была вручена в Цинциннати, а другая - по прибытии президента со 
спутниками в Буффало. 
      Линкольн прибыл в Филадельфию 21 февраля; Джадд и Фелтон устроили встречу 
с сыщиком и дали ему возможность представить доказательства балтиморского 
заговора. Пинкертон подвергся перекрестному допросу, столь же придирчивому, как 
если бы он был свидетелем обвинения в уголовном процессе. Услышав о Фернандине,