ВАСИЛИЙ ПИПЧУК 
     
ЗАПИСКИ РАЗВЕДЧИКА
     
     
ОТ АВТОРА
     
     Передо мной лежат фронтовые тетради и альбом с вырезками из военных газет, 
давно уже ставшие реликвиями.
     Смотрю на них и вижу не листки тетрадей и газет, пожелтевших от времени, а 
объятые огнем военную дорогу, деревни и села Белгородщины и Украины, слышу не 
шелест страниц, а грохот боя: захлебывающиеся автоматные очереди, резкие 
выхлопы пушек, рев сотрясающих землю танков, пикирующих самолетов. Закрыв глаза,
 слышу в этом кромешном аду сражения стоны бойцов, предсмертные крики.
     Та дорога была дальней и суровой. Сколько жизней она унесла, сколько 
отняла близких и дорогих нашему сердцу друзей и товарищей по оружию!
     Тогда я, как и мои безусые сверстники, оказался свидетелем и участником 
грандиозного сражения, название которому – Курская дуга. В тот суровый 1943 год,
 8 июля, по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандования наша 5я 
гвардейская армия перешла из резервного (Степного) фронта в Воронежский и 
заняла оборону на линии реки Псел.
     Путь наш лежал на Прохоровку. 12 июля здесь и принял я свое боевое 
крещение. Не утихая, шесть дней длились бои. Гитлеровцам удалось вклиниться в 
глубь нашей обороны. Фашистская пехота, поддерживаемая лавиной танков и 
самоходных орудий, пыталась через Обоянь прорваться к Курску. Но фашисты 
просчитались. Стойко и мужественно сражались советские бойцы. Сдерживая натиск 
гитлеровцев, они наносили им смелые и беспощадные удары.
     И вот наступил переломный момент. Войска Воронежского и Степного фронтов 
перешли в наступление. Преследуя противника, их ударная группировка к 24 июля 
1943 года сосредоточилась севернее Белгорода и начала БелгородскоХарьковскую 
операцию. В течение пяти дней (с 3 по 7 августа) они окружили и уничтожили 
ТомаровскоБорисовскую группировку врага.
     В эти дни непрерывных схваток с гитлеровцами сбылась моя мечта – я стал 
разведчиком.
     Потом я воевал в Румынии, Венгрии, Чехословакии и Австрии. Много раз мне и 
моим товарищамразведчикам удавалось раскрывать замыслы врага, устраивать 
засады, совершать… А впрочем, об этом и расскажут мои фронтовые записки. В них 
– моя армейская юность, обыкновенная работа разведчиков, которых война не раз 
бросала на смерть и на подвиги.
     
     Старая военная дорога!
     Я иду и думаю о тех,
     Что в цветы упали или в снег…
     Что в цветы упали или в снег…
     И лежат в степях и на отрогах .
     В. Труханов
     
     
ПЕРВЫЙ ПОИСК
     
     Курская дуга…
     Тянулась она на много километров от Белгорода, огибая Курск, до Орла.
     Много дней шли бои, стонала русская земля. Горело все, что могло гореть, а 
бойцы наши стояли насмерть, своей дерзкой стойкостью изматывали силы врага.
     Но всему бывает предел. Бои под Прохоровкой стихли. На нейтральной полосе 
все замерло. Жизнь продолжалась только в окопах.
     Над степью иногда взлетают ракеты; Они льют злой мертвенный свет. Кажется, 
что все изуродованное боем движется на меня в струях горячего июльского воздуха.

     Перед поиском разведчику полагается спать, но только какой же тут сон? В 
такую ночь хочется думать и вспоминать. Но выдать себя, показать, что делается 
у меня на душе, нельзя: неловко перед товарищами.
     Я сижу у входа в блиндаж и вспоминаю. Вчера я получил письмо из далекого 
Казахстана. Сквозь написанные материнской рукой строчки я вижу залитые солнцем 
хлопковые поля, зеленые сады и седые вершины гор, сверкающие реки, людей – моих 
друзей, близких и – просто людей.
     Мне не удалось ответить на письмо матери. Случилось так, что нас сразу с 
марша бросили в бой, а сейчас уже ночь. Ночь перед первым поиском.
     Степь как будто затаилась, и небо опускается. Отсветы ракет ложатся на 
кромки туч, и сердце почемуто замирает. Падают первые тяжелые капли дождя.
     Мысленно я все еще пишу ответное письмо матери, но в то же время думаю о 
другом: первый поиск и – дождь. Разве это возможно?
     Ктото останавливается рядом и кладет руку на мое плечо. Это старший нашей 
поисковой группы, сержант Юсупов, крепкий, красивый парень, молодой, но уже 
бывалый разведчик. Мы молчим и слушаем, как еще далеко в степи гудит дождь. Гул 
приближается, нарастает; нас хлещут струи воды, а Юсупов спокойно говорит:
     – Время. Поехали.
     Наша полуторка ушла в темноту. Фар, конечно, не зажигали. «Российский 
вездеход» несколько раз сползал со скользкой, разъезженной дороги в кювет. 
Хлюпая в грязи, мы подкладывали под колеса снопы необмолоченной пшеницы, а