могла скрыться. В комнате ничего такого не оказалось. Все комоды и шкафы были 
пусты. Казалось, она забрала с собой все, что у нeё было.
     Наконец, в одном из пыльных углов я обнаружил старое зимнее пальто 
Элизабет, Это была единственная вещь, которую она не взяла х; собой.
     Теперь я был окончательно обескуражен. Я сел на eё кровать и начал 
раздумывать, куда она могла исчезнуть.
     Возможно, с ней произошел несчастный случай. Или, быть может, она 
покончила самоубийством? С Элизабет это могло случиться в один из eё обычных 
приступов душевной депрессии. Где мне искать ее? И почему она забрала все свои 
вещи? После трех часов в этот день из Анкары не ушел ни один другой поезд, 
поэтому она всё eщё должна была находиться гдето в городе.
     Я отправился обратно в посольство и рассказал фон Папену о происшедшем. Я 
редко видел его таким рассерженным.
     – Вот что получается,,когда мы берем на ответственную работу истеричных 
женщин, – сказал он.
     Я молчал, а он ходил взад и вперед по своему кабинету. Время от времени он 
бросал на меня взгляды, в которых не было его обычной доброты. Затем он 
спросил:
     – Что вы теперь намерены делать?
     – Я буду продолжать искать ее, а если не найду, немедленно сообщу о 
случившемся в Берлин и поставлю в известность турецкую полицию.
     Фон Папен покачал головой.
     – С этим пока повремените. Она eщё может появиться. Если мы поставим в 
известность анкарскую полицию, то это дело может попасть в газеты, а ведь нам 
не нужны скандалы. Если случится самое худшее и мы должны будем сообщить об 
этом в полицию, то я сам сначала переговорю с министром иностранных дел.
     Я сел в машину и объездил каждый уголок Анкары. Я выискивал всех знакомых 
Элизабет, о которых только мог вспомнить. Снова и снова я задавал один и тот же 
вопрос:
     – Вы случайно не видели моего секретаря?
     Никто не видел ее.
     Около полуночи я отправился в гостиницу, где жили те два интернированных 
немецких летчика, о которых говорилось выше. Турецкий офицер не хотел впускать 
меня, пока я не представил ему документов, подтверждавших, что я сотрудник 
германского посольства. Только после этого меня провели в комнату, которую 
занимали Ганс и Фриц.
     Я. постучал. Ответа не было. Я постучал сильнее. Ктото раздраженным 
голосом спросил меня, что мне надо. Я назвал себя и сказал, что должен 
поговорить с ними по неотложному делу. Дверь открыл один из летчиков, одетый в 
пижаму. В противоположном конце комнаты я заметил второго.
     – Вы не знаете, где Эльза? Она  бесследно исчезла.
     – Почему я должен знать, где она? Я не видел eё несколько дней. Во всяком 
случае, здесь eё нет, в чем вы сами можете убедиться.
     Насмешливо улыбаясь, он распахнул дверь настежь и демонстративно отошел в 
сторону, чтобы я мог видеть всю комнату.
     – Как вы думаете, где она может быть? Спрашивая это, я посмотрел ему прямо 
в глаза. Он опустил их, избегая моего взгляда. В нем было чтото очень 
неприятное, когда он стоял, вертя дверную ручку. Мой вопрос, очевидно, застал 
его врасплох, но скоро он снова стал угрюмоспокойным.
     – Я только что сказал вам. Я не видел вашего секретаря вот уже целую 
неделю. Вы не верите мне?
     Несколько дней назад этот человек раболепно просил меня дать ему 
какуюнибудь работу. Теперь в нем не было и следа прежней униженности. 
Подчеркивая каждое слово, летчик сказал, что он и его друг устали и теперь 
ложатся спать. Ни слова не говоря, я повернулся и вышел. Дверь с шумом 
захлопнулась за мной, и я услышал, как в замке повернулся ключ.
     Что мне оставалось теперь делать?
     Я позвонил в наше консульство в Стамбуле и попросил встретить поезд, 
который должен был прибыть туда из Анкары на следующее утро. Я дал им точное 
описание Элизабет. Может быть, она все же была в этом поезде, но по какойто 
неведомой причине ' решила спрятаться от меня. В самом деле, eё поступка ничем 
нельзя было объяснить.
     В полночь из Анкары отправился следующий поезд. Он  направлялся не в 
Стамбул, а в Адану. Я тщательно осмотрел этот поезд, заглянув в каждое купе. Не 
было никаких следов Элизабет. Затем мне пришло в голову, что, может быть, – при 
условии, что она eщё жива, – она выехала из Анкары на автомобиле и сядет на 
этот поезд на первой остановке, которая находилась на расстоянии десяти 
километров от Анкары. Это было очень мало вероятно, но я уже дошел до предела.
     Я вскочил в свою машину и, несмотря на темноту, бешено помчался вперед, 
стараясь догнать этот поезд. На станцию я приехал за минуту до его прихода. Но 
ни один человек не сел в поезд.
     В ту ночь я уже больше ничего не мог сделать. Я сидел дома и думал. Где бы 
она могла быть? Неужели Элизабет выбрала тот же путь, что и стамбульские 
дезертиры? Тогда мне грозят большие неприятности, возможно, даже смерть и уж во 
всяком случае концентрационный лагерь.
     Но она не могла, конечно, выбрать такой путь. В конце концов, она 
принадлежит к одной из лучших семей Германии; eё отец вполне достойный человек, 
профессиональный дипломат. Нет, я не мог поверить этому.
     Возможно, она попала в какуюнибудь катастрофу. Утром надо было все это 
выяснить. Но как же eё вещи? Ведь она взяла с собой все свои вещи (не могла же