удержать ее. Она просто останется там, а я вышлю eё багаж. Мне захотелось 
обнять девушку, когда я услышал эту просьбу. Но я достаточно хорошо знал 
Элизабет и был уверен, что, увидев мою радость, она может моментально изменить 
свое решение и отказаться от отпуска.
     Поэтому я нахмурился и стал вертеть в руках карандаш.
     – Гм…, – произнес я. – Вы избрали не очень подходящий момент. У вас eщё 
много незаконченной работы, и, кроме того…
     – Я была бы так счастлива, если бы вы позволили мне поехать. Я обещаю вам 
закончить всю работу к четвергу.
     – В таком случае, – сказал я, подавляя вздох облегчения, и при этом лицо 
мое немного смягчилось, – в таком случае я дам вам отпуск. Вы говорите, что 
хотите поехать в четверг?
     – Если я сяду на поезд в четверг вечером, то успело к курьерскому самолету,
 отправляющемуся из Стамбула. Как вы думаете, смогу я попасть на него?
     – На самолет? Не знаю, – ответил я, всё eщё стараясь сохранить суровый вид.
 – Может быть, мне удастся достать вам билет.
     Когда я рассказал послу об этой удаче, он тоже был очень доволен.
     – Отлично, – одобрил меня фон Папен. – Прекрасное решение. Этим же 
самолетом вам следовало бы послать объяснительное письмо её отцу. Я позабочусь 
о том, чтобы у нeё был билет.
     Во вторник и в среду Элизабет почти не появлялась в отделе. Она вежливо 
извинялась, говоря, что ей надо сделать много покупок. Я не возражал, хотя было 
совершенно ясно, что она»не делала никаких попыток закончить работу до отъезда.
     Однажды я встретил Элизабет в городе. Она несла большой сверток.
     – Новое пальто, – сказала она с улыбкой. – Буду носить на пасхе в 
Будапеште.
     В среду, накануне своего отъезда, она пришла в отдел и пробыла несколько 
часов. Работая над переводами, она весело мурлыкала про себя. Очевидно, она 
была очень благодарна мне за отпуск. Я начинал чувствовать, что, пожалуй, был 
немного несправедлив к этой девушке.
     Элизабет заявила, что вернется обратно через неделю, считая сегодняшний 
день, что, хорошо отдохнув, она сможет серьезно заняться работой. Она обещала 
больше не причинять мне неприятностей, весело щебетала о своем брате и о том, с 
каким нетерпением ждет встречи с ним.
     Я купил для нeё билет до Стамбула. Как обычно, кассир заявил, что все 
билеты на этот поезд уже распроданы, и мне пришлось заплатить за билет двойную 
цену. Я с радостью сделал это и с удовольствием заплатил бы в три раза больше, 
только бы избавиться от нeё таким легким способом.
     Утром в четверг, то есть 6 апреля 1944 года, Элизабет пришла попрощаться 
со Шнюрхен и со мной. Сначала она подала руку Шнюрхен, пообещав ей привезти 
чудесное венгерское пасхальное яичко. Затем подошла ко мне и eщё раз 
поблагодарила за мою доброту. Я выразил желание проводить eё на вокзал, но 
Элизабет просила меня не беспокоиться. Однако я оставил eё билет' дома. Кроме 
того, – но об этом я не сказал, – я хотел лично, убедиться, что она 
действительно уедет.
     – В таком случае я не стану пока прощаться с вами, – сказала Элизабет, – 
ведь мы eщё увидимся перед отъездом.
     Выходя из кабинета, она улыбалась. Это был единственный раз, когда я видел 
eё счастливой.
     В половине шестого я был на вокзале. Поезд уже стоял у перрона, хотя 
оставалось eщё почти полчаса до его отхода.
     Фон Пален тоже был там. Он пришел на вокзал, конечно, не для того, чтобы 
проводить Элизабет, а чтобы попрощаться с испанским послом, который тем же 
самым поездом навсегда уезжал из Анкары. Я стоял у входа в вокзал, так как не 
хотел участвовать в этой полуофициальной беседе. В кармане у меня лежали билеты 
для Элизабет на самолет и на поезд.
     «Почему эта несчастная девчонка не может явиться вовремя?» – подумал я, 
взглянув на часы. Впрочем, до отхода поезда оставалось eщё почти пятнадцать 
минут.
     Я походил немного по привокзальной площади, а затем отправился обратно на 
перрон. Может быть, я не заметил, что она прошла и теперь была уже в поезде. Но 
её нигде не было видно.
     За пять минут до отхода поезда я начал нервничать. Посол попрощался с 
испанским коллегой и пробирался к своей машине. У меня, очевидно, был 
взволнованный вид, так как, проходя мимо, фон Папен спросил:
     – Она eщё не явилась, эта ваша Элизабет?
     – Нет, господин посол.
     – Хочет оставаться верной себе до конца, – сказал он и добавил: – Она, 
вероятно, явится, когда тронется поезд. Есть женщины, которые всегда опаздывают.

     И он пошел дальше.
     Элизабет не явилась. Поезд ушел без нее. С этим поездом уехал дипкурьер, в 
сумке которого лежало письмо, адресованное eё отцу.
     Теперь я уже не на шутку встревожился. Прямо с вокзала я отправился на 
квартиру, где она с недавнего времени жила с одной девушкой из посольства. Эта 
девушка открыла мне дверь, когда я позвонил.
     – Где Элизабет? – спросил я.
     Она ответила мне, что Элизабет уехала в три часа с двумя большими 
дорожными сундуками и чемоданом. Это показалось мне очень странным.
     Я заглянул в eё комнату, надеясь найти какойнибудь намек на то, куда она