Чувствуя себя в полной безопасности за толстыми стенами и запертой дверью 
кабинета моего друга, я развлекался, просматривая целую серию этих совершенно 
секретных отчетов. В одном из них сообщалось о встрече германского посла фон 
Папена с американским и русским послами, с точным указанием часа и места и 
утверждалось, что сведения поступили из «надежных и достоверных источников». В 
отчете говорилось, что эта в высшей степени секретная встреча состоялась во 
время совместной охоты трёх послов в окрестностях Анкары. Согласно «достоверным 
источникам» фон Папена сопровождал один из его атташе. которым, к моему 
изумлению, оказался я. Далее в отчете излагались подробности, ставшие 
известными, как указывалось в документе, изза неосторожности одного лица, 
посвященного в обстоятельства встречи.
     Прочитав этот классический образчик самого безответственного вымысла, я 
сначала опешил, а затем рассмеялся, припомнив подлинные обстоятельства события. 
Комизм положения заключался в том, что во всей этой истории была доля истины, 
показавшаяся автору вполне достаточной для сочинения вздорной небылицы о тайных 
переговорах с врагами. Правда, мы были на охоте и действительно встретились с 
послами, но совершенно случайно, отнюдь не для переговоров.
     Однажды мой шеф любезно пригласил нас с женой принять участие в охоте на 
уток. Охота на уток, особенно в окрестностях Анкары, не столь простое занятие, 
каким оно может показаться на первый взгляд. Дело в том, что озеро, изобилующее 
дичью, находится на абсолютно ровной и открытой местности, без единого кустика, 
который мог бы служить укрытием охотнику, и потому утки улетают задолго до того,
 как удается приблизиться к ним на расстояние выстрела. Необходимо было найти 
какойто способ обмануть пугливых птиц. И господин фон Папен коечто придумал. 
В зоологическом саду Анкары он взял на время нескольких подсадных уток. Мы их 
забрали с собой в машину, привязав каждую на длинную тесьму. Приблизившись к 
озеру, с которого, как обычно, сразу же взлетели дикие утки, мы пустили на воду 
привезенных с собой птиц. Свободно плавая по озеру, насколько им позволяла 
тесьма, утки должны были служить приманкой. Затем мы вырыли на берегу небольшую 
яму, куда спрятался посол, держа ружье наготове. Я тщательно замаскировал его 
ветками, которые мы привезли с собой, а затем метрах в трехстах от него выбрал 
подходящую канаву для себя и стал оттуда наблюдать.
     Первые несколько минут было тихо. Вдруг один за другим раздались два 
выстрела, и эхо прокатилось по анатолийской равнине. Но стрелял не фон Папен. Я 
увидел, как он, увешанный ветвями, отчаянно жестикулируя, вылез из ямы, 
повернулся спиной к озеру и к уткам и сердито закричал на двух охотников, 
стоявших недалеко от него на невысоком холмике. Охотники, увидев, что допустили 
оплошность, поспешили удалиться. Направляясь к фон Папену, я все же успел 
разглядеть их. Моя жена, остававшаяся в машине, на значительном расстоянии от 
нас, разглядела их более детально.
     – Едва я разместился в укрытии, – с досадой сказал мне посол, когда я 
подошел к нему, – как услышал позади себя два выстрела, и на меня посыпался 
град мелкой дроби. Привстав, я увидел двух охотников, силуэты которых 
вырисовывались на фоне неба. Я выругал их на всех известных мне языках. 
Проклятые браконьеры! Стрелять по сидячим уткам! Я не знаю ничего более 
бесчестного! И они чуть не попали в меня! Посмотрите сами, что получилось.
     Я осмотрел место происшествия. Четыре утки, взятые из зоологического сада 
Анкары, были убиты. У самого фон Папена за ухом текла кровь.
     – Вы не разглядели этих браконьеров? – спросил он меня. – Ведь они 
пробежали мимо вас. Мы должны сообщить их приметы в полицию.
     – Я узнал их. Это были ваши коллеги – мистер Штейнгардт и господин 
Виноградов.
     Посол смутился – ведь он назвал браконьерами американского и русского 
послов, причем это был eщё самый мягкий из примененных им эпитетов.
     В течение нескольких дней фон Папен не мог успокоиться и сердился на себя 
за неумышленную грубость по.отношению к своим коллегам. Тот факт, что Германия 
находилась в состоянии войны с Россией и Соединенными Штатами, только усугублял 
его неприятное чувство. В конце концов «последний рыцарь германской империи», 
как назвал фон Папена Нуман Менеменджоглу, разрешил эту проблему с истинно 
дипломатическим тактом: он лично посетил шведское и швейцарское 
представительства, рассказал о происшествии посланникам и попросил их выразить 
при удобном случае сожаление американскому и русскому послам за те выражения, 
которые вырвались у него на охоте.
     Но факт остается фактом – в середине второй мировой войны германский посол 
в Турции вместе с четырьмя подсадными утками из зоологического сада Анкары едва 
не был убит послами враждебных стран.
     Вот эта история и послужила основой для сообщения о «предательских 
переговорах» во время охоты. Как ни комично все это выглядит, но подобные 
отчеты составлялись и, возможно, некоторыми кругами в Берлине принимались за 
чистую монету.
     Небезынтересно отметить попутно, что должность первого секретаря 
германского посольства в Анкаре занимал Йенке, который такжебыл 
непосредственно связан с операцией «Цицерон». Между прочим, его обворожительная,
 но честолюбивая жена приходилась Риббентропу сестрой. Их присутствие в Анкаре 
едва ли можно считать случайным.
     Английским послом в Турции был сэр НэтчбуллХьюгессен – личность весьма 
примечательная. Я видел его на многих официальных приемах, но мне ни разу не 
пришлось беседовать с ним лично. Вне всякого сомнения, он пользовался большим 
уважением турок и действительно был одним из наиболее способных и 
добросовестных послов своего времени. Случай предоставил мне возможность