|
несколько часов подряд читал, анализировал, делал заметки, снова читал. Ночь
приближалась к концу, и постепенно многое из того, что казалось мне запутанным
и непонятным в международных вопросах, становилось ясным благодаря этим
документам, написанным холодным, деловым языком. Измученный переживаниями и
работой, я заснул прямо за письменным столом и проснулся на следующее утро от
стука в дверь – это пришла Шнюрхен.
Вернемся теперь к тому моменту, когда ушел камердинер. Прежде всего я
снова спустился по узкой лестнице в фотолабораторию. Узкие полоски фотопленки
всё eщё лежали в бачке для промывания, и я ждал возвращения фотографа. Наконец,
он пришел и положил фотопленки в сушильный шкаф. Мне очень не хотелось
прибегать в этот момент к посторонней помощи. Однако не думаю, чтобы фотограф
хоть скольконибудь подозревал о происходящем.
Я сидел перед увеличителем, и фотограф давал мне пояснения о наведении
фокуса, о продолжительности экспозиции и о приготовлении растворов проявителя и
закрепителя. С его помощью мне удалось отпечатать несколько снимков. Убедившись,
что могу работать самостоятельно, я поблагодарил фотографа и отпустил его
спать. Было приятно остаться, наконец, одному.
В обеих катушках всего было пятьдесят два кадра, которые я довольно быстро
начал печатать. Воздерживаясь пока от изучения документов, я смотрел лишь за
тем, чтобы после увеличения буквы были ясными и отчетливыми.
Прошло несколько часов. Было почти четыре часа утра, когда я закончил
работу. Передо мной лежали пятьдесят два снимка, хорошо высушенных и
отглянцованных. Я не чувствовал никакой усталости.
Затем я тщательно осмотрел комнату и убедился, что ничего не оставил в ней.
Некоторые из первых отпечатанных мною снимков были испорчены, и поэтому
пришлось сделать одиндва дубликата. Я хотел сжечь их, но в здании было
центральное отопление, а разводить открытый огонь я не рискнул. Поэтому я
разорвал дубликаты на мелкие кусочки и выбросил в уборную. Затем, осторожно
неся фотопленки и пятьдесят два снимка, я вернулся в свой кабинет и запер за
собой дверь.
Помню, с каким наслаждением после многих часов напряженной работы выкурил
я первую сигарету. Пятьдесят два отглянцованных снимка лежали на письменном
столе, всё eщё не прочитанные. Теперь, наконец, я мог не торопясь приняться за
их изучение.
Мое удивление все возрастало. Трудно было поверить, что на моем письменном
столе лежат документы, в которых содержатся наиболее тщательно охраняемые тайны
нашего противника – как политические, так и военные. Документы настоящие – в
этом теперь не было ни малейшего сомнения. О таких материалах агент разведки
мог только мечтать в течение всей своей жизни, не надеясь, что они когданибудь
попадут в его руки. Уже один взгляд на документы убеждал, что камердинер оказал
Третьему Рейху неоценимую услугу. Назначенная им цена уже не казалась чрезмерно
высокой.
Привыкнув работать по определенному плану, я попытался сначала разложить
фотоснимки по степени их важности. Но это оказалось невозможным – каждый из них
был очень интересным. В конце концов, я разложил документы просто по датам,
проставленным на них.
Большинство документов было датировано последними числами, давность же
остальных не превышала двух недель. Они представляли собой.переписку
министерства иностранных дел Англии и английского посольства в Анкаре и
включали в себя инструкции, вопросы и ответы на вопросы. Многие из них касались
политических и военных событий огромного значения. На каждом документе в
верхнем левом углу стоял гриф Совершенно секретно. Кроме даты, было также
указано время отправления и получения их радистами. Эта важная техническая
пометка оказала позже, по утверждению Берлина, существенную помощь экспертам в
раскрытии английского дипломатического шифра.
Особую ценность для нас имели телеграммы министерства иностранных дел
Англии, касавшиеся отношений между Лондоном, Вашингтоном и Москвой. Из других
документов было ясно, что сэр Хью хорошо информирован в политических и военных
вопросах, так как занимает очень важный пост и пользуется большим уважением и
доверием Лондона.
В руках немца эти документы говорили о eщё более важных и зловещих
признаках. Невозможно было сомневаться в решимости и способности союзников
уничтожить Третий Рейх. И это должно было произойти довольно скоро. Документы
убеждали, что руководители нацистской Германии ведут нашу страну к гибели.
Здесь, в этих фотоснимках решалась наша судьба. Несколько часов бессонной ночи
провел я, согнувшись над документами. Как показывали цифры и факты, союзники
обладают такой огромной мощью, что Германия может выиграть войну только чудом.
Это не была.пропаганда. Каждый мог видеть в этих документах будущее, которое
нас ожидает.
Над величественной анатолийской равниной уже давно рассвело, а я всё eщё
сидел над своими снимками за плотно занавешенными окнами. Я думал о том, сумеют
ли руководители Германии, находящиеся далеко в Берлине или в ставке фюрера,
осознать все значение этих документов. Если да, то для них остается лишь один
путь.
Но я ошибся. Эти люди, убедившись, наконец, в подлинности документов, не
захотели верить очевидным фактам и использовали их лишь как материал для
бесконечных и бесплодных споров.
До конца войны в Берлине тешились мыслью, что удалось так ловко похитить у
англичан секретные сведения. Но в стратегических целях эти документы никогда не
были использованы. Единственное практическое применение они нашли у
|
|