И так до тех пор, пока все деньги не были сосчитаны.
     Затем я снова завернул деньги в тот же. лист газетной бумаги. Наступил 
решающий момент.
     – Дайте мне пленки, – сказал я, кладя свою левую руку на пачку денег и 
протягивая правую.
     Он отдал мне обе катушки и протянул руку к пачке банкнот.
     – Не сейчас, – остановил его я. – Вы получите деньги, когда я увижу, что 
представляют собой фотопленки. Вам придется подождать здесь четверть часа, пока 
я проявлю их. Для проявления уже все готово. Деньги вот: вы видели их и сами 
сосчитали. Если вы не согласны, можете сейчас же забрать свои фотопленки 
обратно. Ну?
     – Вы слишком подозрительны. Вам следовало бы больше доверять мне. Ну, 
хорошо, я подожду здесь.
     Впервые я почувствовал большое облегчение: быть может, это всетаки не 
обман. Вид денег и то, что я намеренно медленно считал их, произвели нужный 
эффект. Камердинер, очевидно, уже видел себя обладателем целого состояния и не 
хотел рисковать изза простого упрямства. Позже я понял, что деньги дали мне 
власть над ним.
     Он стоял совершенно неподвижно, пока я запирал сверток в сейф. К этому 
времени я совсем успокоился. Критический момент прошел.
     – Курите! – я протянул ему свой портсигар, и он взял несколько сигарет.
     – Этого мне хватит до вашего возвращения, – спокойно сказал он.
     Он сел и закурил сигарету. Я закрыл кабинет снаружи на ключ, чтобы ночной 
сторож не вошел в комнату при обходе. Камердинер, должно быть, слышал, как 
повернулся ключ, но, к моему удивлению, не протестовал против того, что его 
запирают, словно арестованного.
     Положив обе катушки в карман, я поспешил в фотолабораторию, где меня 
ожидал фотограф.
     Он уже сделал все необходимые приготовления. Проявитель был готов и 
доведен до нужной температуры. Фотограф тотчас же положил обе пленки в бачки с 
проявителем. Я попросил его объяснять мне подробно все, что он делает, так как 
в дальнейшем намеревался делать это сам. Времени потребовалось больше, чем я 
предполагал.
     – Можно закурить? – спросил я.
     – Конечно, пока фотопленки находятся.в бачках с проявителем.
     Фотограф работал при красном свете. Минут через десять был открыт первый 
бачок. Я сам вынул катушку, промыл ее, а затем опустил в бачок с закрепителем. 
За первой плёнкой последовала вторая.
     Прошло несколько минут. Мне казалось, что время тянется очень медленно. 
Наконец, фотограф сказал:
     – Первая должна быть уже готова. – Он посмотрел один конец пленки на свет.
     Несмотря на небольшой размер пленки, был ясно виден текст, напечатанный на 
машинке. Значит, технически фотографирование было произведено безукоризненно. 
Затем обе драгоценные пленки были опущены в бачок для промывания. Я с 
нетерпением наблюдал. Ещё несколько минут, и мы узнаем, что же мы покупаем за 
такую высокую цену.
     Я повесил мокрые пленки на веревочку. Комната теперь была ярко освещена. 
Взяв сильное увеличительное стекло, я склонился над плёнками и свободно прочел 
текст: Совершенно секретно. От Министерства иностранных дел посольству 
Великобритании. Анкара. Документ был датирован совсем недавним числом. Я быстро 
просмотрел его и убедился в чрезвычайной государственной важности содержащихся 
в нем сведений.
     Я выпроводил фотографа, попросив.его вернуться минут через пятнадцать, и 
тщательно закрыл дверь на ключ, а затем прошел в свой кабинет. Камердинер сидел 
на том же месте, где я его оставил. Лишь наполненная окурками пепельница 
говорила о том, что ждать ему пришлось довольно долго. Однако он не проявил 
никаких признаков нетерпения или раздражения и только спросил:
     – Ну, как?
     Вместо ответа я открыл сейф, вынул оттуда сверток с деньгами и протянул 
ему. Я дал ему также заранее заготовленную расписку в получении двадцати тысяч 
фунтов стерлингов, но он с надменным видом оттолкнул ее. Должен признаться, что 
в этот момент я почувствовал себя неловко.
     Затем он сунул сверток под пальто, которое не снимал, надвинул шляпу на 
самые глаза и поднял воротник пальто. В темноте даже близкий друг не узнал бы 
его.
     – Au revoir, monsieur [до свидания, мсье], – сказал он. – Завтра в то же 
самое время.
     Он коротко кивнул мне головой и исчез в темноте.
     Когда я пишу эти строки, я очень отчетливо представляю себе все события 
той ночи. На память снова приходят, казалось, уже забытые фразы, отчетливо 
вспоминается ссутулившаяся фигура этого человека и странное выражение его лица. 
Это было лицо раба, который давно вынашивал честолюбивую мечту о власти и, 
наконец, достиг ее. Всего час назад он вошел в мой кабинет простым слугой, а 
уходил из него богатым человеком. Я всё eщё слышу насмешливый и торжествующий 
тон его голоса, когда он, сжимая драгоценную пачку денег, спрятанную под пальто,
 говорил мне:
     – A demain, monsieur. A la meme heure!. [До завтра, мсье. В тот же час!] 
Когда я оглядываюсь на все это, мне кажется, будто я вспоминаю сцены из 
какойто другой жизни. Однако я хорошо помню, что я пережил тогда в последующие 
несколько часов. Я не лег спать, а закрывшись на ключ в своем кабинете,