Каждый раз, когда Зорге собирался уходить, он говорил им, куда идет. Как 
только он покидал дом, слуги тотчас же сообщали полученную информацию в полицию 
по телефону. Поскольку это повторялось несколько раз в день и сведения всегда 
были верными, полиция стала удивляться, откуда слугам заранее известно, куда 
пойдет их хозяин. Для нового допроса слуг был послан другой шпик. Их объяснение 
было проще простого. Конечно, они знают, куда направляется их хозяин и чем он 
занимается. Разве он сам не говорит им об этом, когда уходит из дому? И разве 
он сам не разрешил им звонить об этом в полицию? Разъяренный сыщик поспешно 
вернулся в управление и доложил обо всем начальнику. Больше обоих слуг не 
беспокоили.
     Зорге был далек от того, чтобы недооценивать японцев. Опыт Клаузена, да и 
его собственный, мог свидетельствовать о повышенном внимании полиции к 
действиям всех иностранцев, но он мог также означать и специальное 
расследование его группы. Как бы там ни было, Зорге не рисковал. Он продолжал 
получать сообщения от Вукелича, Одзаки и Мияги, но ничего не отправлял в Москву 
ни по радио, ни с курьером.
     Вскоре Зорге обнаружил, что его группа была втянута самим ходом событий в 
выполнение третьего секретного задания. Оно заключалось в собирании информации 
о германояпонских отношениях. Художник Мияги сообщил, что один японский майор 
из штаба ВВС намекнул на неофициальном обеде, что он надеется в скором времени 
принимать гостей — делегацию немецких ВВС. Мияги не был в особенно теплых 
отношениях с этим офицером, и его дальнейшие расспросы не помогли ему выяснить, 
почему, всетаки немецкие ВВС посылают свою делегацию в Японию. Несколько позже,
 однако, Мияги связался с одним полковником из штаба армии, которого он очень 
хорошо знал, и выудил из него сведения о том, что японское верховное 
командование ожидает политических последствий от более тесного контакта между 
генеральными штабами Германии и Японии. Он не мог сказать ничего о том, какие 
именно будут эти «политические последствия». Зорге решил завуалированным путем 
проверить эту информацию у военного атташе полковника Отта, но прежде чем он 
успел это сделать, Вукелич сообщил, что его человек из английского посольства 
сказал ему, что западные державы в замешательстве от слухов о бешеной 
активности посольских курьеров, сновавших между Берлином и Токио.
     Зорге переслал Одзаки просьбу встретиться с ним на прессконференции 
министерства иностранных дел и там дал ему указание выяснить, что за секретные 
переговоры ведутся между японским премьерминистром и немецким посольством. 
Несколько позже он обедал с Оттом в «Немецком клубе» и объяснил ему, что 
«Франкфуртер цейтунг» подозревает, будто в Берлине ведутся секретные переговоры 
с японцами, и газета попросила его разузнать в Токио все, что он сможет.
     Это был выстрел наугад. Отт согласился, что ходит много всяких слухов, но 
работники посольства, пожалуй, мало пока что знают. Примерно через неделю Отт 
встретил Зорге в посольстве и дал ему ценную информацию. Оказалось, Германия 
предложила Японии заключить политический и военный пакт, который обязал бы обе 
страны оказывать друг другу поддержку в случае войны и свободно обмениваться 
секретной военной информацией. Предусматривалось содержание военных и 
военноморских миссий в столицах обеих стран. Даже самый безобидный разговор 
позволял Зорге увидеть все, что ему было нужно в международном калейдоскопе. 
Ему удалось собрать важные детали из подобных же бесед и с другими официальными 
лицами помимо Отта. В то время это была самая ценная информация Зорге за весь 
период его работы. Москва считала, что нападение на Россию может произойти либо 
из Японии, либо из Германии, либо из обеих стран сразу. Зорге считал, что этот 
пакт направлен только против Советского Союза.
     В ту ночь Клаузен готовил свой передатчик и приемник в спальной комнате 
Анны, а Зорге сидел за столом и шифровал сообщение в Москву. Первые несколько 
минут Клаузен посылал короткие позывные и наконец получил в ответ сигнал о 
начале передачи. Он взял лист бумаги у Зорге и начал отстукивать цифры. Как 
позже вспоминал Зорге, это сообщение гласило:
     «Немцы ведут переговоры о военном пакте с японцами в Берлине. Надеюсь 
скоро получить дополнительную информацию. Организуйте круглосуточное 
радиодежурство для срочных сообщений. Подробный отчет направляю с курьерами. 
Рамзай».
     События развивались быстро. Одзаки имел беседу с личным секретарем 
премьерминистра, который сообщил ему, что в Берлине идут переговоры; японский 
военный атташе Осима представляет на них Японию, а Риббентроп, германский 
министр иностранных дел, и адмирал Канарис, начальник германской секретной 
службы, представляют германское правительство. Вооруженный этими сведениями, 
Одзаки попросил аудиенцию у самого принца Коноэ.
     Одзаки начал интервью под благовидным предлогом, будто его газета, самый 
влиятельный официальный орган в Японии, считает, что ее следовало бы правильно 
ориентировать по части взаимоотношений с Германией. Редактор газеты просил его, 
Одзаки, передать принцу, что любая полученная информация будет использована как 
руководство к действию. Коноэ, проницательный политический деятель, питавший 
большое уважение к популярному политическому комментатору страны, не поддался 
настойчивой попытке Одзаки вытянуть из него сведения до того, как он будет 
готов сделать публичное заявление для прессы. Они беседовали вокруг да около 
затронутой темы, причем Одзаки направлял беседу наводящими вопросами.
     И всетаки Коноэ был слишком добродушен, чтобы устоять против атаки того, 
к кому питал явную симпатию и уважал как специалиста своего дела. Он ослабил 
сопротивление и проговорился о своем отказе уступить требованию немцев, чтобы 
пакт был прежде всего военного характера и направлен непосредственно против 
Советского Союза. Он напомнил Одзаки, что Гитлер и его главные сторонники