чем люди честные.
     Однако вот что я иногда думаю. Конечно, хорошо быть не под Балашовым, но 
руководить воинской полицией при Первой армии, и это после Особой канцелярии 
при министре полиции всетаки не мелковато ли это для меня, и тем более в сей 
самый момент, когда Российская империя просто наводнена шпионами?! Все дело в 
том, что в Вильне пока до обидности как будто ничего не происходит – местные 
французы таятся.
     Не могу забыть злорадной улыбки на лице министра полиции Балашова, когда 
он узнал, что я, начальник его Особой канцелярии, вынужден теперь заниматься, 
как он полагает с высоты своего министерского кресла, в общемто делами 
довольно ничтожными.
     А ведь еще недавно Балашов мучился острой завистью и не уставая плел 
интриги, потому что государь давал мне приватные поручения, совершенно с ним не 
сносясь.
     Но надеюсь недолго будет торжествовать этот плешивый мерзавец. Александру 
должна прийтись по вкусу найденная мной девица, и тогда поглядим.
     Да и так ли уж корыстны мои планы?
     Теперь, когда Бонапарт грозит приблизиться к границам Российской империи, 
Александру Павловичу особенно нужны верные люди. Вот через услаждение государя 
приближение к царствующей особе людей, верных престолу, и произойдет.
     Так девица пани Агаты и послужит интересам империи.
     Но тороплюсь. Государь ждет меня к полудню.
     
     
Апреля 16 дня. В 10м часу вечера

     Как я и предполагал, государя заинтересовала моя находка.
     Аудиенция началась с обсуждения последних политических событий и 
предположений о возможных передвижениях армии Бонапарта. Александр Павлович 
стал расспрашивать меня о сотрудниках моей бывшей канцелярии, интересовался, 
можно ли их использовать для собирания сведений о передвижении французских 
частей. Я, естественно, отвечал, что мои молодцы не подведут.
     Разговор незаметно перешел на мое происхождение. Император прямо спросил, 
не сочувствую ли я Бонапарту. Вопросы государя навели меня на мысль, что 
Александр Павлович прощупывает почву. Сердце подсказывало, что промысливается 
новое назначение, новая должность.
     Потом государь стал интересоваться моим виленским житьем, не особенно ли 
скучаю я тут после СанктПетербурга.
     Тут я и поведал ему о вчерашней находке, обнаруженной в скромном домике 
пани Агаты. Рассказ о девушке Александра не оставил равнодушным.
     И мы договорились, что сегодня к пяти часам дня я приведу девицу пани 
Василькевич к себе, в комнаты, снимаемые у купца Савушкина, и уйду, а государь 
явится в начале шестого вечера.
     По окончании аудиенции я кинулся к Агате Казимировне. Но дама неожиданно 
заартачилась и, хотя я ей сулил солидный куш, никак не соглашалась отпустить 
девицу ко мне на квартиру.
     Увидев, что уговоры мои не действуют, я вынужден был намекнуть, кому 
предназначается сегодня сия юная особа. И тут Агата Казимировна сдалась 
мгновенно. Более того, она церемонно расшаркалась и решительно отказалась от 
вознаграждения.
     Перекусил я в трактире Янушкевича, что на Доминиканской улице. Надо 
привыкнуть к нечистоте местных трактиров, как и к их прескверному кислому вину 
(говорят, впрочем, что все сказанное не имеет ровно никакого отношения к 
славному в здешних краях трактиру Кришкевича, в коем я пока не был).
     Выйдя из трактира, поспешил я назад к Агате Казимировне. Меня уже ждали. 
Девушка была в шерстяном белом капоте. Головка ее была закутана на восточный 
манер в голубую мягкую шаль, так что видны были только приветливо улыбающиеся 
глаза. Тайна ей очень шла.
     Минут через двадцать мы уже подходили к дому купца Савушкина.
     Я молниеносно отпер дверь и вручил ключ своей спутнице. Через минуту я был 
на улице.
     Вернулся я к себе в семь вечера. Дверь была не заперта. Государь сидел у 
стола и чтото писал. Питомицы Агаты Казимировны уже не было.
     При моем появлении Александр Павлович тут же отложил перо, встал и с 
чувством пожал мне руку.
     – Девица твоя поистине прелестна. Признателен тебе за необыкновенно 
удачную находку, Санглен. Да, ты просто создан для сыска. Имей в виду, я буду 
всегда об этом помнить. И знай, что я не люблю быть неблагодарным.
     Слова государя бальзамом пролились на мое сердце.
     Мы еще поговорили с полчаса, потом я проводил его величество в Виленский 
замок.
     Вернувшись к себе, я разбирал бумаги, читал донесения местных полицейских 
чинов, но, как припоминаю, не оченьто был способен понять, заключенный в них 
смысл.
     В эти минуты я способен был думать только о том, изменит ли мою судьбу 
сегодняшний визит государя.
     Мне показалось, что его величество чувствовал и выражал искреннюю 
признательность ко мне. В общем я очень надеюсь на благотворные перемены, и 
весьма скорые.
     В сем благодушном настроении отправляюсь исполнять храповицкого!