заметил это, что было видно по несколько изумленному выражению лица государя.
     Население заполнило не только улицы и площади Вильны, но и холмы, 
окружающие Антоколь, башни костелов и крыши домов.
     При этом радости, как мне показалось, было не оченьто и много, а все 
больше любопытства и озабоченности. А вот жиды, помещавшиеся отдельно, явно 
изливали свой восторг бурно и искренне: и невооруженным взглядом было видно, 
что они именно радовались приезду российского императора.
     
     
Апреля 15 дня. Одиннадцатый час ночи

     Сегодня император Александр Павлович принимал в Виленском замке 
духовенство и представителей городских властей, а также профессоров местного 
университета, магистрат, купечество, а также и жидовский кагал.
     Затем Государь в сопровождении главнокомандующего генерала от инфантерии 
БарклаядеТолли, а также генералов Беннигсена, Аракчеева и генераладъютантов 
Балашова и Волконского производил смотры войскам и с этой целью ездил в 
Вилькомир, Шавли и Гродно.
     Генераладъютанты Волконский и Балашов, кажется, смотрели на меня весьма 
кисло и, может быть, даже с неодобрением. Я также глядел на них не слишком 
радостно, но при этом отнюдь не робея и совершенно не смущаясь, без малейшего 
подобострастия.
     Да, это непросто иметь в числе своих недоброжелателей двух 
генераладъютантов императора, двух его любимцев. Вся моя надежда – на мудрость 
государя, на то, что он понимает истинную цену своих любимцев.
     После обеда государь Александр Павлович призвал меня и подробнейшим 
образом расспрашивал о настроении умов в Виленском крае, о том, находятся ли 
под наблюдением сочувствующие Бонапарте, о деятельности военной полиции при 
Первой Западной армии, о том, помогает ли нам население и о том, в какой мере 
можно опираться на местных полицейских чиновников, насколько можно доверять им.
     Вечером граф БарклайдеТолли давал ужин в честь императора.
     Я был в числе приглашенных. Сидел напротив министра полиции Балашова и 
обратил внимание, что государь периодически взглядывал на нас двоих с 
любопытством и слегка улыбаясь при этом.
     Мне даже иногда казалось, что Александр Павлович как будто иногда 
подмигивал попеременно то мне, то Балашову. На ужине был и мой давний знакомец 
– старый, многоопытный интриган Густав Мориц Армфельт.
     Он изменял всем, кому только это было возможно. Сам шведский барон и друг 
шведского короля, он в году, кажется, 1794м был обвинен в государственной 
измене и бежал в Россию. В 1801 году возвратился в Швецию, а в прошедшем году 
опять вступил на русскую службу: Александр Павлович назначил эту старую, 
облезлую лису председателем комитета по финляндским делам, иначе говоря, 
верховным правителем Финляндии. Не многовато ли? Барон Армфельт играл ведущую 
роль в интриге, завершившейся арестом и ссылкой государственного секретаря 
Сперанского. Видимо, по этой причине его величество и покровительствует ему.
     А теперь Густав Мориц пожалован в графы Российской империи и назначен ни 
больше, ни меньше – членом Государственного совета (граф Армфельт умер в 1814 
году в чине генерала от инфантерии. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена ).

     Такого мастера урвать себе кусок пожирнее я в жизни не встречал, но умен и 
проницателен он несомненно.
     
     
Апреля 16 дня. 10 часов утра

     Вчера около одиннадцати часов ночи вместе со здешним полицмейстером 
майором Бистромом, полковниками Розеном и Лангом, как всегда неразлучными, мы 
отправились в бордельку пани Агаты Василькевич, дамы радушной, не по возрасту 
кокетливой и утомительно болтливой. Но издержки характера пани Агаты приходится 
принимать с полнейшей покорностью. Все дело в том, что ее заведение одно на всю 
Вильну. Нет сомнения, что дом пани Василькевич нужен попросторнее. Надо будет 
об этом озаботиться.
     Выбеленная узкая комнатка с шелковой кушеткой в первую минуту оттолкнула 
убогостью. Но чувство это мгновенно улетучилось едва я увидел девицу, которую 
подвела мне пане Василькевич. Откуда взялась в этой дыре такая тонкая, такая 
нежная красота!
     Узкое бледное лицо, оттененное длинными, загнутыми ресницами, выражало 
трогательную невинность, глаза, огромные, светлые, как апрельское небо над 
Вильной, смотрели спокойно и ласково.
     В ней не было и капли обычного кокетства, но тем неожиданнее была 
страстность ее объятий и ловкая умелость ласк. Я провел с ней несколько 
лихорадочных часов.
     Девица была находкой, о которой стоило незамедлительно сообщить Александру 
Павловичу. Император всегда отлично вознаграждал меня за подобные услуги.
     Уповаю на щедрость его величества.
     В нынешний момент я ведаю высшей воинской полицией при Первой Западной 
армии.
     Сотрудничать с графом БарклаемдеТолли приятно и легко.
     Он человек умный, быстро понимающий чужую мысль и несомненно честный. 
Правда, государь сказал мне однажды, что стране нашей нужны интриганы не менее,