французского гусарского генерала, коего звали, сколько я помню, Ruffin (Руфин).
     Генерал сказал в запальчивости: «Dans le bulletin sur la journ?e 
d’Austerliz il est dit : l’empereur de Russie ?tait entour? de trente sots, 
?tiez vous, mon prince, du nombre?» (В бюллетене об Аустерлицком сражении 
сказано, что император России был окружен тридцатью дураками; не были ли и вы в 
их числе, князь?).
     К моему крайнему удивлению, князь покраснел как рак и молчал, уже не 
пытаясь ни защищаться, ни менять свое мнение. Тогда, дабы вывести свое 
начальство из создавшегося весьма щекотливого положения, я встал изза стола и 
сказал: «Chez nous. Quand on invite les fran?ais a diner, ce n’est pas pour 
leur dire des choses d?sagr?ables» (Если у нас приглашают французов к обеду, то 
отнюдь с тем, чтобы говорить им неприятности).
     Храбрый мой ход произвел впечатление на всех присутствующих. Генерал Руфин 
миролюбиво отвечал мне: «Bravo, mr le major! on voit bien que le sang fran?ais 
coule encore dans vos veines» (Браво, господин майор, сразу видно, что в ваших 
жилах течет еще французская кровь).
     К концу инцидента комендант Парижа, который, как мог, успокаивал князя 
Волконского, подле него сидевшего, закричал: «Du champagne! Buvons a la sant? 
du major russe et la paix sera faite. Nos empereurs sont amis, leurs sujets 
doivent l’?tre aussi!» (Шампанского! Выпьем за здоровье русского майора, и мир 
будет заключен. Наши императоры, друзья, и подданные их должны быть тем же!).
     Веселье восстановилось, как будто ничего и не было. Глупая патриотическая 
выходка князя как будто была забыта.
     С этого дня я был приглашаем на все парады, ученья, балы. А вот князь 
Волконский случившегося с ним на моих глазах конфуза простить мне так и не 
смог: отношение его ко мне становилось со дня на день хуже. И это уже, видимо, 
навсегда.
     В какойто момент он заявил, что более в услугах моих не нуждается, что я 
могу вернуться уже в СанктПетербург и что он аттестует меня императору 
наилучшим образом.
     Перед моим возвращением князь передал со мной письмо к государю. 
Впоследствии я узнал, что оно содержало форменный донос на меня.
     Однако по приезде моем Александр Павлович решил заслушать мой устный отчет 
(Волконский в это время еще обретался во Франции) и сказал потом, что вполне 
доволен мной. Я был прикомандирован к графу Аракчееву, который стал после 
Волконского военным министром.
     Как бы то ни было, я не забыл, что именно генераладъютант Волконский 
изменил мою судьбу. Не знаю, стал ли бы я заниматься шпионской деятельностью, 
ежели бы не он. При всей нашей нынешней холодности отношений, я не могу этого 
не признать.
     В свите государя, отправившейся в Вильну, находится множество иностранцев: 
пруссак барон Штейн, корсиканец Поццо ди Борго, швед Армфельт, британский агент 
Роберт Вильсон, немец генералмайор Винценгенроде, эльзасец Анштетт (сын 
страсбургского адвоката, дипломат) и множество других. И все они, без 
исключения, – заклятые враги Бонапарте.
     Сообщил мне П. И. Б. и официальную версию сего «переселения народов», коей 
верить нельзя, конечно.
     В день отъезда его величества граф Николай Петрович Румянцев, канцлер, 
пригласил к себе французского посла графа Лористона и передал ему от имени 
государя сообщить Наполеону следующее.
     Его Величество в Вильне, так же как и в Петербурге, остается его другом и 
самым верным союзником (son ami et son alli? le plus fid?le), что он не желает 
войны и сделает все, чтобы избегнуть ее, что его отъезд в Вильну вызван 
известием о приближении французских войск к Кенигсбергу и имеет целью 
воспрепятствовать генералам предпринять какоелибо движение, которое могло бы 
вызвать разрыв.
     Не знаю, кто поверил сим словам, может быть, что и никто, а может, один 
лишь канцлер Румянцев, конечно, европейски образованный, но политически 
довольнотаки наивный, принял за чистую монету дипломатический ход нашего 
государя.
     Как бы то ни было, но хочу на будущее записать собственное свое 
предположение, что нечто важное приближается, и произойдет оно тут, в тихой и 
казавшейся мне поначалу столь сонной Вильне.
     
     
Апреля 14 дня. Седьмой час вечера

     В два часа дня гром орудий и звон колоколов возвестили жителям Вильны о 
прибытии императора Александра.
     В шести верстах от Вильны императора встречал военный министр и 
главнокомандующий Первою Западною армиею генерал от инфантерии граф 
БарклайдеТолли.
     Я был в свите главнокомандующего, помещаясь подле полковника Арсения 
Андреевича Закревского (впоследствии генераллейтенант, министр внутренних дел, 
финляндский и московский военный губернатор. – Позднейшее примечание Я. И.
 де Санглена ), начальника артиллерии Первой армии генерала Кутайсова и 
дежурного генерала Кикина.
     В предместье Вильны, что прозывается Антоколь, его величество ожидал 
виленский магистрат, а также все городские цехи со знаменами и литаврами. 
Приметил я, что с особым торжеством встречал государя жидовский кагал, и он