сюда со всей Европы.
     Но особенно интересно было увидеть именно Поццо ди Борго, прогуливающимся 
рядом со шпионом Бонапарте аббатом Лотреком, сия сценка стоит того, дабы быть 
описанной историческим романистом.
     Поццо ди Борго – родом с Корсики, он был там адвокатом. В 1791 году в 
Париже он был избран членом Законодательного собрания. Однако его заподозрили в 
симпатиях к королю, и он вынужден был вернуться на Корсику. Там он стал членом 
партии, боровшейся за отделение сего острова от Франции. Тутто и началась 
страшная вражда между ним и Бонапарте. В ходе происков последнего Поццо ди 
Борго был вынужден оставить родную Корсику. В 1796 году он уехал в Лондон, 
потом в Вену. Наполеон стал требовать его выдачи. В этом году император 
Александр вызвал графа в Петербург. А теперь этот заклятый враг Бонапарта мило 
беседует с его агентом, что чрезвычайно мило.
     Чего только не увидишь в Вильне!
     Интересно всетаки, о чем они говорят. И что же их свело друг с другом? Уж 
не о Бонапарте ли они беседуют? Может быть, аббат решил прикинуться недругом 
императора Франции?
     А ведь с графом ди Борго шутки плохи! Он хоть и дипломат, но при этом 
остается корсиканцем: жесток, коварен и мстителен; за нож схватиться ему ничего 
не стоит. Так что болтунишка аббат должен быть предельно осторожен. Но, полагаю,
 его уже проинструктировали: верно, барон Биньнон все уже загодя по пунктам 
расписал.
     Тем не менее с графом ухо надо держать востро. Не сомневаюсь, что у аббата 
Лотрека сейчас внутри все дрожит от страха, но виду он, кажется, не подает. Или 
это Поццо ди Борго хочет выведать у аббата, когда же Бонапарте перейдет 
границу?
     Да, Поццо ди Борго и аббат Лотрек – парочка весьма интересная, хотя 
всетаки несколько загадочная пока для меня.
     
     
Мая 16 дня. Полночь

     Виделся сегодня вечером с государем.
     Он расспрашивал меня о настроениях, царящих в городе, и особенно об 
известиях, касающихся последних передвижений армии Бонапарта.
     Я передал его величеству последние донесения, полученные от майора 
Бистрома из Ковно, от отставного ротмистра Давида Савана из Варшавы и еще целый 
ряд других известий.
     Они заинтересовали государя. Но и сам Александр Павлович, загадочно 
улыбаясь, поведал мне нечто весьма интересненькое.
     Император поведал одну необыкновенную историю, буквально потрясшую меня.
     Через некоторое время после отъезда генерала Нарбонна, когда вся Вильна 
ненадолго притихла и успокоилась, государь позвал к себе на ужин графа Николая 
Петровича Румянцева, своего канцлера.
     Когда граф к назначенному времени явился, Александр Павлович показал ему 
запечатанный конверт – то было письмо Румянцева к Бонапарту, которое доставил 
мне както сын аптекаря.
     Государь как воспитанный человек так и не распечатал письмо, ибо он ждал 
появления канцлера, ему хотелось видеть реакцию Николая Петровича.
     Обнаружив знакомый конверт и знакомую надпись на нем, Румянцев, по словам 
государя, дико побледнел и стал медленно клониться вниз, потом выпрямился и 
грохнулся оземь – с ним случился апоплексический удар.
     Когда он очнулся наконец, то выяснилось, что граф решительно и полностью 
потерял на почве сильнейшего нервного потрясения слух.
     Государь ему вернул письмо нераспечатанным. Действительно, в этом уже не 
было особой нужды – канцлер Николай Петрович Румянцев и так уже был наказан за 
свое страшное предательство (не думаю, что он продолжает свою переписку с 
Бонапарте, хотя в точности ручаться тут, конечно, никак нельзя).
     Канцлер стал проситься в отставку, однако государь решительнейшим образом 
отказал ему, заявив, что примет отставку Румянцева лишь после того, как 
Бонапарт будет полностью разбит.
     Последствия же того, что произошло после вышеупомянутой встречи Румянцева 
с государем, мне были хорошо известны, и я даже имел к ним самое 
непосредственное отношение.
     Сын аптекаря после того румянцевского визита к императору напрочь исчез из 
графского особняка (он потом прислал мне письмо из Варшавы; он опять трудится 
во славу нашего Отечества в бюро Биньона).
     Месье Вуатен по отъезде генерала Нарбонна был арестован мною, допрошен и 
после дачи чистосердечных показаний отпущен на свободу (поговаривают, что он 
вернулся в Париж, но это именно слух – подтверждений никаких нет; может, он 
прячется в Ковно, а может, и в Гродно – ждет прихода своих).
     Граф же Николай Петрович Румянцев все еще носит, как и прежде, звание 
канцлера, но на самом деле его обязанности уже исполняют граф Нессельроде и 
граф Кочубей, и никакого политического значения, кажется, канцлер уже 
совершенно не имеет.
     Он занят в основном собиранием древних рукописей, коих в здешнем крае 
сохранилось немало.
     И пусть собирает! Это никак не лучше, чем устраивать заговоры да 
переписываться с Бонапартом (официально Николай Петрович Румянцев в отставку 
вышел в 1814 году. Но, даже перестав возглавлять внешнеполитическое ведомство