Мальчишка сообщил в своей записке, что переселяется завтра утром и потом 
сразу же постарается написать мне.
     Молодчина Биньон, он нам сильно помог! Можно сказать, что и он работает на 
российского императора, и хорошо работает. Хохо! Может его наградить? 
Владимира 3й степени он точно уже заслужил.
     Я вот смеюсь, а вот вечер на самом деле проходит весьма тревожно: я все 
время думаю о месье Вуатене и доме Румянцева, о том, что мы завтра узнаем.
     
     
Апреля 30го дня. Четыре часа

     Еще не было одиннадцати часов утра, а уже мне принесли записку от сына 
аптекаря. Она была совсем коротенькая.
     Мальчик писал, что уже устроился на новом месте, что его поместили в 
комнатке, примыкающей к апартаментам месье Вуатена, что хозяин дома самолично 
заходил познакомиться с ним и оказался человеком любезным, любознательным и 
многосторонне образованным, что они даже разговаривали на древнееврейском.
     Месье Вуатен тоже мальчику понравился, хотя граф своей изысканной 
галантностью ему гораздо более напоминал француза. Вот и все содержание записки.
 Но он еще напишет мне, может быть, даже еще сегодня. Я уже жду со всем своим 
гасконским нетерпением новых известий от него.
     Полковник Розен рассказал, что видел около Замковых ворот графа Тышкевича, 
беседующим с весьма щеголевато одетым молодым человеком, приятные манеры 
которого не могли скрыть несомненной офицерской выправки.
     Полковник навел справки и выяснил, что граф беседовал с шевалье де Местром,
 на днях прибывшим в Вильну.
     Я поручил Розену выяснить круг здешних знакомств шевалье. Весьма вероятно, 
что он прикомандирован бароном Биньоном к кружку графа де Шуазеля и его 
приятелей.
     После полудня приходил ко мне полицмейстер Вейс. Я приказал ему отрядить 
караульных и отогнать от моего дома всех соглядатаев, поставленных министром 
Балашовым, что и было сделано в течение какогонибудь получаса.
     Берлинский оберполицмейстер Грунер уведомил Вейса, что принц Мюрат со 
своей армией как будто уже выступает из Гамбурга – ей дан приказ двигаться в 
польском направлении. Сам же Бонапарт продолжает как ни в чем не бывало 
веселиться в Берлине.
     Узнав от Вейса обо этом, я тут же известил о происшедшем БарклаядеТолли, 
а тот мигом побежал докладывать государю. Спешка того стоила, новости были 
крайне важные.
     Вернувшись, Барклай передал мне, что император Александр Павлович велел 
сердечно благодарить и меня, и Вейса, и прибавил, что ждет меня к себе к семи 
часам вечера.
     
     
Апреля 30 дня. Одиннадцатый час ночи

     Я уже собирался ехать к государю, когда принесли записку от сына аптекаря. 
Она совершенно ошеломила меня и привела в состояние крайней неуравновешенности 
и даже испуга.
     Мальчик написал мне, что граф Николай Петрович Румянцев состоит в личной 
переписке с Бонапартом.
     Сегодня во втором часу дня канцлер самолично запечатал свое послание к 
императору Франции, вызвал месье Вуатена и велел ему отнести письмо к графу де 
Шуазелю, дабы тот переслал его в Варшаву к французскому резиденту барону 
Биньону, а тот уже – в Берлин, к самому Бонапарту. Вуатен же, выйдя из 
графского кабинета, зашел в комнатку, отведенную сыну аптекаря, и сказал ему, 
чтобы тот сам отнес письмо канцлера Румянцева.
     Так все и вышло наружу.
     Новость, однако, поистине страшная.
     Накануне возможной войны канцлер Российской империи находится в тайной 
переписке с главным врагом России, это не шутка.
     Конечно, неизвестно, какого рода эта переписка, но в любом случае она 
тайная, а это уже о многом говорит. Тут вполне может быть самый настоящий 
заговор.
     Месье Вуатен же – мелкая сошка, связной между графом Румянцевым и 
Бонапарте, и не более того.
     С мыслью о большом, разветвленном заговоре и об участии в нем канцлера 
было страшно трудно свыкнуться. Да и времени не было – я спешил к государю: 
схватил записку и бросился опрометью к Виленскому замку.
     Пробежав записку, государь немного растерянно огляделся вокруг. Такого 
всетаки он, видимо, никак не ожидал.
     После нескольких минут тягостнейшей, явно затянувшейся паузы Александр 
Павлович сказал мне:
     – Санглен, но мы ничего не можем сделать. Я не могу приказать ни 
арестовать канцлера, ни произвести у него обыск, но мальчик твой (поблагодари 
его от моего имени как следует), как ты выражаешься, пускай продолжает 
наблюдать. Ничто не должно от него укрыться. И все, без исключения, его записки 
показывай мне. Не откладывая. Сразу же неси.
     Возвращаясь к себе, я вдруг совершенно крамольно подумал о том, что, может 
быть, группу виленских бонапартистов возглавляет совсем не граф де Шуазель, а