что Бонапарту мало быть императором, он хочет быть Богом, а это место уже 
занято. И еще старый ребе написал мне, что ежели победит Наполеон, то сие будет 
означать конец нашей веры. Наполеон ведь говорит, что мы должны слиться со 
всеми народами, а это и будет наш конец. И допустить этого нельзя, считает 
Залман Борухович. Так что он одобряет мою службу у вас.
     Александр Павлович явно был чемто взволнован.
     Он сразу же накинулся на меня с вопросом, слышал ли я об исчезновении 
горничной из дома губернатора Лавинского и об ее убийстве.
     Я спокойно отвечал, что довольно много знаю об этом деле. Но, кажется, 
государь не обратил особого внимания на смысл моих слов.
     Во всяком случае его величество продолжал говорить нервно, быстро, 
напряженно:
     – Говорят, это происки бонапартистов.
     Я не выдержал и рассмеялся.
     – Почему ты смеешься? – весьма недовольно и даже слегка сердито спросил 
меня государь.
     – Ваше величество, все ровно наоборот. Я совершенно доподлинно знаю, что 
горничная была подослана в дом Лавинского графом де Шуазелем и его 
друзьямибонапартистами.
     – А мне Балашов говорил, что горничная Лавинского соглашалась уже помогать 
его министерству полиции. Он дал ей важные поручения, и весьма важные, и даже 
оплатил их.
     – Ваше величество, на Балашова, думаю, подействовали чары очаровательной 
горничной, которая на самом деле принадлежала к кружку здешних бонапартистов. 
Понимаете, готовилась грандиозная афера, в центре которой мог оказаться ваш 
министр полиции. Так бы все и произошло, если бы юную виленскую бонапартистку 
вдруг не прирезали в уютном палисадничке на Остробрамской улице, той, что 
находится как раз прямо за ратушей. Гибель сей девицы, собственно, и спасла 
репутацию министра Балашова.
     Как будто это объяснение на государя в итоге подействовало, хотя до конца 
он всетаки, как мне кажется, не поверил, что Балашов может стать объектом 
манипуляций врагов Российской империи.
     А около шести часов вечера ко мне пожаловали неожиданные гости: это был 
гражданский губернатор Виленского края Лавинский собственной персоной и министр 
полиции Балашов, мой давний знакомец и бывший благодетель.
     Губернатор Лавинский был явно смущен и озабочен.
     Балашов же глядел весьма зло и обиженно – он явно был недоволен, что 
вынужден обращаться ко мне с просьбой.
     Первым начал говорить губернатор.
     – Любезный Яков Иваныч, – сказал он чрезвычайно степенно. – Вероятно, вы 
слышали о постигшем нас несчастье. В моем доме, в той половине, которую 
занимает Александр Дмитриевич (он кивнул в сторону Балашова), служила горничная,
 девица очаровательная, исполнительная и крайне услужливая. И вот сначала она 
исчезла, а затем ее нашли зверски зарезанной. Но понимаете, местные власти 
бездействуют, и убийцы до сих пор не обнаружены, да и не ищет их никто. 
Надавите на здешних полицейских, голубчик, ведь они теперь вам подчиняются.
     Тут вступил в разговор и министр Балашов (говорил он важно и даже 
несколько высокомерно, что меня совершенно не удивило):
     – Этим делом стоит заняться всерьез. Я полагаю, что горничная была убита 
виленскими бонапартистами, ибо она, насколько мне известно, несмотря на 
польское свое происхождение, была поклонницей нашего государя.
     – Господа! – спокойно ответил я.
     – Вам не стоило беспокоиться. Полковники Розен и Ланг, отлично вам 
известные, под моим началом ведут розыск. Я не могу перед вами раскрывать все 
детали следствия, но общую картину очертить, кажется, имею право. Так вот, 
Розену и Лангу удалось выяснить, что ваша очаровательная горничная была 
связующим звеном между виленскими бонапартистами и резидентом Бонапарта в 
Варшаве бароном Биньоном. Эта информация достаточно конфиденциальная, но 
заверяю вас в ее абсолютной точности.
     При этих произнесенных мною словах губернатор Лавинский вздрогнул, а 
генераладъютант Балашов страшно побледнел, и глаза его загорелись нехорошим 
блеском обиды и зависти.
     Ни слова ни говоря, даже не попрощавшись, они буквально бежали из моего 
кабинета, а Балашов весьма сердито хлопнул дверью. Еще бы! Я бы на его месте и 
не так хлопнул.
     Когда шаги губернатора Лавинского и генераладъютанта Балашова стихли, я 
всласть рассмеялся, а потом принялся за работу. Поспешный их уход дал мне 
возможность спокойно заняться разбором корреспонденции.
     
     
Апреля 28 дня. Одиннадцатый час ночи

     Был у графа БарклаядеТолли.
     Уже наконец и до него дошли известия о пропаже, а затем и убийстве девицы 
Алины Коссаковской.
     Он довольно много расспрашивал меня об этом. К моему величайшему сожалению,
 я не мог рассказать военному министру всей правды, хотя меня и 
прикомандировали к нему по высочайшему повелению.
     Главнокомандующий – это же ведь настолько же наивный ребенок, насколько 
заведующий его канцелярией Закревский проходимец и интриган, хотя граф