девушек и их милейшей наставницы. А я благодарю Бога, что удалось своевременно 
обнаружить затевавшееся чудовищное покушение.
     В полдень пришло донесение от поручика Шлыкова. Он сообщал, что Агата 
Казимировна со своими воспитанницами отправилась в сторону Варшавы, но графиня 
Коссаковская по выезде из Вильны отделилась от них и исчезла в неизвестном 
направлении. Впрочем, Шлыков обещает еще навести справки. Однако мне поимка 
девушки совсем не с руки.
     Отобедал я с тремя чиновниками моего ведомства. Им было поручено ходить по 
трактирам и вылавливать французских офицеров. Чиновники мне рассказали, что 
видели в трактирах людей министра полиции Балашова, отряженных, видимо, с тою 
же целью, что и они.
     Это известие ужасно меня задело, и я решил сам ходить по трактирам и во 
что бы то ни стало опередить негодяя Балашова. Не хватало еще, чтобы он первым 
обнаружил агентов Бонапарта!
     У Замковых ворот встретил полковника Закревского – он заведует Особой 
канцелярией при БарклаедеТолли и вообще заправляет тут, увы, довольно многим.
     Закревский – продувная бестия, интриган, обманщик и вдобавок ко всему хам. 
Оглядывая меня с нагловатой усмешкой, он спросил:
     – Ну что, Яков Иваныч, много ли французских офицеров отыскали вы в Вильне? 
Есть чем порадовать императора Александра?
     Я выпустил из себя сладчайшую улыбку, пробормотал «Ищем, ищем, Александр 
Арсеньевич», и пустился дальше.
     Я как раз спешил в трактир Кришкевича, это самый чистый и во всех 
отношениях превосходный трактир в Вильне, так что если где и обитать 
французским шпионам, то именно тут.
     У Кришкевича каждый день с двенадцати до четырех пополудни и позже можно 
найти вкусный обед по самой умеренной цене (15 копеек за порцию); к ужину 
собираются с девяти часов вечера. Говорят, посетители этого трактира имеют 
право пользоваться каждый год бесплатно угощением в сочельник пред Рождеством 
Христовым, а в продолжение святой недели пасхою.
     В этот час народу у Кришкевича было не много. Мое внимание привлек один 
поляк. У него явно была военная выправка. Он пил напропалую шампанское и 
нещадно бранил Наполеона. Посетители и те, кто прислуживал в зале, его явно 
сторонились и глядели на него с опаской. Я же подошел и завел с ним разговор.
     Он еще сильнее припустился на Бонапарта, явно высматривая, какое 
впечатление производят его слова. Тогда я стал поругивать, прости мне Бог, 
Александра Павловича. Тут пришел черед испугаться поляку. Он недоверчиво 
посмотрел на меня и замолчал. Посетители стали улыбаться. Отсев за отдельный 
столик, я написал записку полицмейстеру Вейсу, дабы он прислал поляка ко мне к 
семи часам вечера.
     Времени еще было достаточно. Я прошелся по Доминиканской и СвентоЯнской 
улицам, встретил генералинтенданта Егора Францевича Канкрина (впоследствии 
министр финансов и автор многих книг, от ученоэкономических до романов. – 
Позднейшее примечание Я. И. де Санглена ). Он шел под своим неизменным зеленым 
зонтиком.
     Он, конечно, невероятный чудак, но умница необыкновенный. И в нем есть 
какаято странная и даже неожиданная для финансиста честность. Канкрин, кстати, 
тоже знает, что мне велено искать французских офицеров, и вообще знает про 
агентов Бонапарте. Господи, хоть бы мне удалось сохранить тайну графини 
Коссаковской!
     
     
Апреля 19 дня. Одиннадцать часов ночи

     Поляк явился ровно к семи вечера, как и было ему назначено.
     Я потчевал его чаем, расспрашивал об его житьебытье. Разговора о политике 
не было и в помине.
     «Гость» поведал мне, что с двумя своими товарищами хотел бы возвратиться в 
Варшаву, но что, вероятно, теперь никого не пропустят. Я отвечал, что попробую 
ему помочь в этом деле.
     Тут же вызвал к себе на квартиру начальника моей канцелярии Протопопова, 
чтобы записать имена поляка и его двух товарищей и заготовить им паспорты.
     Пока тянулась эта канитель, полицмейстер Вейс вместе с полковниками 
Розеном и Лангом, как всегда, неутомимыми, по моему распоряжению, 
предварительно ими полученному, произвели в квартире поляка сокрушительный 
обыск.
     Я приказал им взломать полы, а в случае нужды – трубы и печи. Сам же 
старался как можно долее задержать своего гостя. Он, кстати, назвался шляхтичем 
Дранженевским, никогда не служившим в военной службе.
     Около восьми часов явился полицмейстер Вейс, вымазанный в саже и известке, 
весь обсыпанный древесной пылью, но бесконечно счастливый, с застывшей на лице 
блаженной улыбкой.
     Я вышел из комнаты, приказав караулу гостя не выпускать.
     Вейс, находившийся в состоянии какогото лихорадочного возбуждения, вручил 
мне следующие бумаги, которые были обнаружены в печной трубе и под полом: 1) 
инструкция генерала Рожнецкого, данная поручику Дранженевскому; 2) патент на 
чин поручика, подписанный самим Бонапарте; 3) записки Дранженевского о нашей 
армии и наших генералах. И еще полицмейстер представил мне замшевый пояс, в 
который было вложено пять тысяч червонцев (нужно проверить, не фальшивые ли 
они; Вейс обещал выяснить).