- Я готов, - спокойно ответил Зорге.
     Конечно, это была мелкая, подлая месть - казнить коммуниста в день его 
большого праздника...
     Рихард вышел из камеры. В гулких коридорах тюрьмы затих топот его тяжелых 
ботинок. Вскоре в тюрьме Сугамо снова наступила тишина...
     Рихарда провели через двор в тесный кирпичный сарай. Здесь его ждали 
прокурор, палач и буддийский священник. Рихард Зорге сам стал под виселицу на 
люк, сделанный в полу. Он поднял по-рот-фронтовски над головой кулак и громко 
произнес по-русски:
     - Да здравствует Советский Союз!.. Да здравствует Красная Армия!..
     Палач накинул петлю.
     Было 10 часов 36 минут утра по токийскому времени. В Москве - на шесть 
часов меньше. На предрассветных улицах советской столицы проходили войска 
Красной Армии. Орудия, танки подтягивались к Красной площади для участия в 
октябрьском параде.
     Близилась победа вооруженных сил Советского Союза над германским фашизмом, 
победа Советской Армии, в рядах которой состоял и коммунист-разведчик Рихард 
Зорге...
     Было 7 ноября 1944 года.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В ЯПОНИИ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

     То, от чего предостерегали, против чего боролись жизнью и смертью японские 
патриоты, все же свершилось: Япония вступила в войну...
     Когда разрушительное землетрясение 1923 года уничтожило Токио, погибло 100 
тысяч людей. Но война принесла токийцам куда более страшные беды. Город, 
разрушенный американскими бомбами, лежал в руинах.
     С тех пор прошло больше двадцати лет. Трудом народа поднята из руин 
столица Японии. Но люди дольше помнят трагедии, чем города, в памяти их все еще 
живы ужасы Хиросимы и Нагасаки, трагедии других японских городов и селений, 
хотя в городах этих уже почти не видно следов войны и разрушений. И теперь, 
когда в японские порты заходят “драконы” - американские атомные подводные лодки,
 - люди дружно выходят к морю, решительно протестуют, хотят отогнать войну от 
берегов Японии.
     В послевоенной японской конституции записан параграф, запрещающий армию, 
вооружение, милитаризм - все то, против чего боролись Одзаки, Мияги, Каваи, 
Ясуда и все другие, входившие в интернациональную антивоенную группу во главе с 
Рихардом Зорге. В группе “Рамзай” объединялись люди девяти национальностей: 
японцы, русские, немцы, корейцы, китайцы, англичане, американцы, югославы, 
датчане. Они были приверженцами разных убеждений, но одинаково ненавидели 
фашизм и войну. Они выполнили свой долг. Но в наши дни тревога снова западает в 
души людей: разгромленные во второй мировой войне японские милитаристы опять 
поднимают голову. Борьба продолжается!..

***

     В начале 1965 года мне довелось посетить Японию, побывать на местах 
минувших событий. Пасмурным январским днем вместе с писателем Кимура я ехал в 
токийский пригород Митака, чтобы увидеться с Исии Ханако. Меня волновала 
предстоящая встреча с этой женщиной. О ней я многое знал: всю свою жизнь она 
посвятила памяти Рихарда Зорге, которого глубоко любила, которому осталась 
преданной навсегда.
     От университета Васэда мы ехали лабиринтом токийских улиц, и я диву 
давался, как это без адресов людям удается разыскать в городах-муравейниках 
нужного человека. В Токио почти нет названий улиц, обозначаются только районы. 
Надежнее всего обратиться за справкой к встречному почтальону или хозяину 
винной лавочки. Он пошлет с вами мальчугана-посыльного, который хорошо знает 
всех живущих в квартале.
     Мы несколько раз останавливались, чтобы узнать дорогу, и путаными 
переулками проникли в район, где уже не было мостовой, ее заменяли настеленные 
посреди улицы, заплывшие грязью доски.
     Начинало смеркаться, когда, оставив машину у невысокого бетонного забора, 
мы пошли дальше пешком по улочке с легкими двухэтажными домами. Тесным проходом 
между стеной и бамбуковым забором, перешагивая с камня на камень, чтобы не 
угодить в грязь, мы прошли в крохотный садик с поблекшей пальмой посредине, 
бамбуковой порослью в углу и пустыми прошлогодними грядками.
     Возле садика два игрушечных домика, похожих на будочки-сторожки. Нам 
открыла невысокая женщина в синей вязаной кофточке поверх кимоно. В пожилой 
женщине я все же сразу узнал Исии Ханако по старым ее фотографиям. У Исии 
округлое лицо, широко раскрытые глаза и вскинутые дугой брови, на лоб спадает 
седеющая челка. В выражении ее лица до сих пор сохранилось что-то наивное, 
детское.
     Исии-сан засмущалась, сразу же принялась разжигать керосиновую хибачи - 
печурку для обогрева жилья. Мы предупредили Исии о нашем приезде - Кимура 
послал ей телеграмму, и она ответила: приезжайте.
     Всю дорогу я волновался в ожидании предстоящей встречи. Но здесь все 
оказалось так удивительно прозаично: и синяя кофта, накинутая на плечи, и 
разувание на улице, и чадящая керосиновым газом печь...