вооруженные силы будут оставлены в Маньчжурии. Военные действия могут начаться 
весной будущего года, если произойдет поражение СССР. Рамзай”.
     Зорге не дождался звонка и сам поехал к Максу Клаузену. Предварительно 
Рихард позвонил ему из автомата. Макс был на месте, у него все в порядке. 
Радиограмма Рамзая ушла в эфир раньше, чем посольские шифровальщики успели 
зашифровать пространную телеграмму генерала Отта и передать ее в Берлин, 
министру иностранных дел фон Риббентропу.
     Все последнее время Рамзай был внешне спокоен, но подсознательным чутьем 
опытного подпольщика он все явственнее ощущал нарастающую опасность.
     Полковник Осака в бесплодных попытках обнаружить подпольщиков уже готов 
был признать себя побежденным, но неожиданный случай помог ему восстановить 
душевное равновесие. В результате кропотливого многомесячного процеживания 
списков потенциально подозреваемых лиц в этих списках осталось несколько 
человек, среди них Рихард Зорге, помощник германского посла в Токио и очень 
известный журналист, и Ходзуми Одзаки, советник премьер-министра, занимающий к 
тому же высокий пост в правлении Южно-Маньчжурской железной дороги. Был в 
списке Бранко Вукелич, руководитель французского телеграфного агентства Гавас в 
Токио, еще несколько известных и уважаемых лиц.
     Полковник доложил о своих раздумьях шефу все японской военной 
контрразведки генералу Накамура, который согласился с Осака и уже распорядился 
было прекратить эту затею с процеживанием списков. Но тут один из сотрудников 
токкоко - тайной японской полиции - доложил полковнику, что у него на 
подозрении находится некий художник Мияги. Чиновник говорил об этом так, между 
прочим: служба есть служба. Но полковник Осака вдруг насторожился: не тот ли 
это Мияги, что фигурировал в списках? Полковник наизусть помнил фамилии, 
оставшиеся после фильтрования, но все же открыл папку и проверил еще раз. Так и 
есть, тот самый Истоку Мияги, который связан с офицерами генерального штаба. 
Осака распорядился усилить негласное наблюдение за художником, а заодно снова 
поинтересоваться людьми, оставшимися в списках подозрительных лиц.
     Это было как раз то самое время, когда японская контрразведка 
активизировала свою работу по наблюдению за иностранцами, живущими в Японии. 
Приближались большие события, империя готовилась к войне, и военщина стремилась 
обеспечить свой тыл от возможных ударов. Начались профилактические аресты 
иностранцев. Среди иностранцев, подвергшихся усиленной слежке, оказались 
Вукелич и Зорге.
     Наблюдение за доктором Зорге Осака поручил тому самому агенту Хирано, 
который несколько лет назад начинал свою карьеру в полиции с того, что 
неотступно бродил по улицам за немецким журналистом, только что прибывшим в 
Токио. За минувшие годы Хирано “выбился в люди”, стал опытным 
шпиком-осведомителем, и судьба его снова свела с тем самым Рихардом Зорге, 
который давал ему какую-то мелочь, чтобы Хирано мог выпить чашечку горячего 
сакэ и не мокнуть под осенним дождем.
     Сначала осведомитель токкоко установил, где бывает Зорге: с утра, очень 
рано, он уезжает в посольство и проводит там весь день. Вечером едет в 
“Империал”, оттуда в ресторанчик “Рейнгольд” на Гинзе, а иногда заглядывает 
ненадолго в “Фледермаус”. Дольше всего Зорге задерживается в “Империале”. Сидит 
всегда на одном и том же месте - у стены в глубоком кресле, с кем-нибудь 
разговаривает или просто дремлет.
     Обычная слежка на улице, подслушивание телефонных разговоров не давали 
результатов, и Хирано решил проникнуть в дом на улице Нагасаки. Это было не 
слишком трудно сделать, так как днем в доме никого не было. Сначала Хирано 
устроился под верандой, чтобы узнать, кто бывает у Зорге, что здесь делают, о 
чем говорят. Хирано три дня и три ночи не вылезал из-под веранды, но ничего не 
добился. Гости у Зорге не появлялись, только дважды приходила молодая женщина, 
прибирала в доме и уходила.
     На третьи сутки Хирано проник в дом, все осмотрел и тоже не обнаружил 
ничего подозрительного. Сыщика поразило только обилие книг и статуэток в 
комнате доктора. Среди книг было много старинных. Хирано не предполагал, что 
европеец может этим интересоваться.
     Осведомитель вернулся в полицию, написал отчет, из которого ничего нельзя 
было установить. Доктор Зорге занимается только своими служебными делами. 
Магнитофонная запись в “Империале” тоже ничего не дала: Зорге болтал с 
приятелями о какой-то чепухе, не было даже намека на какую-либо секретную 
информацию.
     Шел октябрь с затяжными моросящими дождями.
     Последнее время Рихарду часто нездоровилось, и он с трудом заставлял себя 
подниматься с постели. Ночью его мучили кошмары и чаще один и тот же: снова, 
теряя последние силы, висел он на проволоке под Верденом. Потом он в госпитале, 
и кто-то склоняется над ним. Низко, низко...
     - Сестра! - зовет он и открывает глаза.
     С пробуждением исчезают кошмары прошлого. Нет ни Вердена, ни госпиталя. 
Рихард лежит на тахте в своей комнате на улице Нагасаки. Вдоль стен книги, 
древние манускрипты и восточные статуэтки, которые он собирает годами. Это 
комната ученого-ориенталиста.
     Над ним склонилась преданная ему Митико. На ней нарядное кимоно, расшитое 
нежными оранжево-желтыми хризантемами, и широкий яркий пояс. Рихард знает: 
Митико оделась так для него. Он улыбается ей. Но почему она здесь? И лицо такое 
встревоженное.
     - Ики-сан, вы говорили что-то во сне и стонали, - говорит вполголоса 
Митико. - Вам нездоровится, Ики-сан? Я приготовила чай. Выпейте!..