работу в гражданские учреждения.
В это время Ольский был начальником Особого отдела, Евдокимов – начальником
СОУ, Мессинг – заместителем председателя ОГПУ, а Воронцов – начальником 
Главного
управления погранохраны.
Несостоятельность обвинений участников по делу «Весна» была известна. От
арестованного преподавателя Военной академии Бажанова были получены показания о 
том,
что в состав московского контрреволюционного центра входили С. А. Пугачев и Б. 
М.
Шапошников. На очной ставке в присутствии Сталина, Молотова, Ворошилова и
Орджоникидзе Шапошников и Пугачев изобличили Бажанова в оговоре. В результате
Пугачев, который был арестован в связи с показаниями Бажанова, был тут же 
освобожден.
– Были ли какие-либо другие причины для отъезда?
– У меня и Агаянца было горячее стремление скрестить шпаги с японской разведкой,

которая в обстановке конца 1931 года явно угрожала нам. Хотелось не заниматься 
липовыми
делами, а заниматься ими нас могли заставить, но продолжать честно работать. 
Поэтому и
решили отправиться в Восточную Сибирь.
– Борис Игнатьевич, в прошлые годы Вы об этом не рассказывали.
– В прошлые годы время было другое. О своей разведывательной работе в Японии я
Вам тогда тоже ничего не рассказывал.
– Вашу фразу «подробности не для печати» хорошо помню.
– Вот именно. Не обо всем тогда можно было говорить.
В последние месяцы 1931 года новый начальник ИНО ОГПУ Артузов все чаще
подходил к географической карте, висящей на стене его кабинета. Взгляд упирался 
в
дальневосточные границы Союза. Огромный регион от Байкала до Владивостока и
извилистая лента границы, протянувшаяся на тысячи километров. К этой границе 
после
начала оккупации Маньчжурии частями Квантунской армии продвигались японские 
войска.
Островная империя закреплялась на азиатском материке, захватывая одну из 
провинций
Китая и создавая плацдарм для дальнейшей агрессии против Советского Союза. 
Обстановка
в дальневосточном регионе менялась для нашей страны и менялась в худшую сторону.

Конечно, обороной дальневосточных границ занималось военное ведомство. Как 
начальник
ИНО, Артузов хорошо знал о тех мероприятиях по усилению войск ОКДВА, которые
военное руководство страны начало проводить сразу же после 18 сентября – даты 
начала
оккупации Маньчжурии.
Но если мероприятия по военному усилению дальневосточных рубежей шли по линии
Наркомата по военным делам, то все мероприятия по установлению прочного заслона 
против
проникновения японской и находящейся на службе у империи белогвардейской 
агентуры на
советскую территорию ложились на плечи ОГПУ. И здесь активной и успешной
деятельности ИНО придавалось большое значение. Границы в Приморье и по Амуру 
были
прикрыты прочно. Полномочное представительство ОГПУ в Дальневосточном крае
существовало давно. Полпред Терентий Дерибас, назначенный в Хабаровск, был 
опытным
руководителем. Во главе иностранного и контрразведывательного отделений Особого 
отдела
стояли квалифицированные сотрудники с многолетним стажем работы, отлично 
знавшие
специфические особенности дальневосточного региона. Имелась и своя агентура в
пограничной полосе Маньчжурии, «освещавшая» центры японской разведки и
белогвардейскую эмиграцию.
А в Забайкалье положение было гораздо сложнее. Восточно-Сибирский край, куда
вошли Читинская область и Бурят-Монгольская республика, граничившие с 
Маньчжурией,
был образован в 1930 году. Аппарат Полпредства ОГПУ только еще формировался, и
опытных и квалифицированных сотрудников не хватало. Артузов хорошо знал и 
Борисова, и
Чибисова, с которыми работал в КРО, и мог на них положиться. Но два надежных 
работника
не могли «тянуть» работу всего отдела. Рассчитывать на местные чекистские кадры 
не
приходилось. Нужны были годы упорной оперативной и агентурной работы, чтобы они
стали мастерами своего дела. Но времени для такой подготовки квалифицированных 
кадров
не было. И пятьсот километров забайкальской границы не были обеспечены от 
действий