волноваться,
хотя это удается с трудом. Говорю о деятельности японской разведки против 
Советского
Союза, о документах Токийского трибунала, с которыми удалось познакомиться. 
Меня тогда
интересовала тайна Иркутского процесса, и я показываю ему то место в документах,
 где
упоминались фамилии Кобылкина, Переладова и Олейникова.
– Да, все трое были пропущены через границу и взяты уже в Иркутске на
конспиративной квартире «подпольной» организации. Операция имела шифр 
«Мечтатели».
– Вы принимали участие в этой операции?
– Самое непосредственное.
– Сколько времени длилась операция?
– Ко времени моего приезда в Иркутск идея операции была сформулирована и
некоторые мероприятия по ней намечены. Значит, с 1931 по 1935 год. Конечный 
результат
операции – Иркутский судебный процесс.
Когда я пытался в то время в беседах с Гудзем узнать более подробно его 
биографию,
он сразу же уходил в сторону и переключался на другие темы. И дело было не 
только в
скромности. Во времена Андропова и Черненко откровенность не поощрялась, а 
любое
упоминание о работе в разведке, особенно под дипломатической «крышей», было
немыслимо. И только потом, суммируя его ответы на многочисленные вопросы, 
удалось
составить краткую биографическую справку. Мои заметки о жизни и деятельности 
старого
чекиста получились сухими и конспективными. Понимая это, я пытался с помощью
наводящих вопросов выяснить что-то новое. Но каждый раз наталкивался на мягкую 
улыбку
из-под усов и фразу: «Подробности не для печати».
Родился он в 1902 году в семье агронома, социал-демократа с 1898 года Игнатия 
Гудзя.
Учился в Тульском коммерческом училище. Окончил его в 1918 году и поступил в 
горную
академию, где и проучился один год. Осенью того же года состоялась встреча, 
определившая
дальнейшую судьбу Гудзя. Артур Христианович Артузов, работавший тогда в военном
контроле, знал семью Гудзей с 1900 года и обратил внимание на 
шестнадцатилетнего
юношу. В его служебном кабинете Борис Игнатьевич тогда же познакомился с М. С.
Кедровым. Оба были в черных косоворотках, подпоясанные ремнями, брюки 
заправлены в
сапоги. Оба с черными бородами. В их облике было что-то сходное с 
народовольцами 1880-х
Желябовым и Морозовым. Неудивительно, что для юноши, много читавшего о 
«Народной
воле», такая встреча запомнилась на всю жизнь. Желание работать с такими людьми 
было
огромным, но уж слишком юным он был для работы в военной контрразведке.
В 1919 году Гудзь вступает добровольцем в Красную Армию. Получены форма,
документы… И начинается кочевая жизнь в отряде военных проводников и 
сопровождение
воинских грузов для Северного и Западного фронтов. Потом получил назначение 
дежурным
адъютантом Управления снабжения Западного фронта: нужно было следить за 
графиком
доставки грузов армиям фронта и проталкивать эшелоны. Затем учеба в школе 
военных
мотористов Московской автомобильной бригады, демобилизация, учеба в Горной 
академии
и работа шофером в НКПС. Повзрослел, вступил кандидатом в партию, стал 
разбираться в
политической обстановке. Летом 1922 года опять встречи с Артузовым. Перед ним 
был уже
не романтический юноша, а набравшийся жизненного опыта и многое повидавший 
молодой
человек. Гудзь произвел хорошее впечатление, и Артузов предложил ему перейти на 
работу
в контрразведывательный отдел ОГПУ.
Рекомендации Гудзю дали крупный партийный деятель А. Д. Цурюпа и сам Артузов.
Кроме того, партийная организация с его прежнего места работы дала направление 
на работу
в ОГПУ. Только после этого назначение было утверждено зампредом ОГПУ И. С.
Уншлихтом. В январе 1923 года в пятом отделении КРО появился новый молодой
уполномоченный. Это отделение ведало тогда оперативно-агентурной охраной
государственной границы и борьбой с контрабандой. Вскоре Гудзь был включен в 
рабочий