е 1990-х годов:
«Что касается отношения с начальником Разведупра Урицким, то я не могу сказать
чего-либо определенного. Военн е сотрудники за олгода его мало изучили, но те 
из них,
которые побывали у него на приемах, не высказывали какого-либо восторга. 
Большинство из
них отмечали сухость
торые из руководящих чекистов-разведчиков испытывали на себе неприязненное и 
даже
грубое и бестактное отношение со стороны начальника Разведупра. Ко мне же он 
относился
совершенно спокойно, не допускал никаких грубостей, не проявлял пристрастия при
рассмотрении писем, которые я ему приносил на подпись. Все обсуждалось в 
корректной
форме и почти всегда подписывалось без замечаний. Вопросы по содержанию текста
получали деловой и аргументированный ответ – по-видимому, вполне его 
удовлетворявший.
Не могу забыть, как однажды я находился у него на докладе очередной почты, 
идущей
по линии «Рамзай». Перед ним лежали напечатанные на тонкой папиросной бумаге 
тексты
протокольных записей переговоров Осима с Риббентропом и тексты телеграмм Осима 
в
генштаб Японии о японо-германских переговорах. И вдруг Урицкий, потрясая этими
ицами, сказал: «Ну как я пойду к нему с этими документами? Ведь он же ничему не
верит!» Под словами «Он», «Ему», конечно, имелся в виду Сталин. Меня поразила 
даже
интонация какой-то растерянности у комкора. В моем представлении «тупика» у 
начальника
разведки в такой ситуации не должно было быть, так как он обладал таким 
надежным и
убедительным материалом, будучи уверенным в источнике, от которого этот 
материал
получен (Кривицкий)».
Интересно замечание в воспоминаниях разведчика о недоверии Сталина к информации
военной разведки. Через несколько лет эти воспоминания нашли подтверждение в 
сборнике
документов по истории советско-японских отношений, изданных в 1998 году. Уже
анализировавшаяся док
жанию, и по времени с воспоминаниями Гудзя.
После прихода Артузова с группой сотрудников ИНО и коренной перестройки
центрального аппарата оенной разведки антагонизм между старыми кадрами и
«пришельцами» стал неизбежным. И не только потому, что в военном ведомстве не 
слишком
жаловали чекистов. На взаимоотношения в руковод
егическая разведка (первый и второй отделы) была отдана под начало Карина и
Штейнбрюка. сы Разведупра Никонов, Стигг , Давыдов, отдавшие оенной разведке 
годы
работы, оказались отодвинутыми на задний план. Борис Мельников, недавний 
помощник
Берзина, вообще ушел из военной разведки и возглавил Службу связи Секретариата
Исполкома Коминтерна.
В ходе ноябрьского (1935 года) присвоения персональных воинских званий
«пришельцы» – Артузов, Карин, Штейнбрюк, Захаров-Мейер (помощник начальника
Управления) – получили звание корпусных комиссаров, а Никонов и Стигга – только
комдивов. Возникновени
новке было неизбежным.
Новый начальник комкор Урицкий и по интеллекту, и по характеру начительно
отличался от своего предшественника. Участник Первой мировой и гражданской, 
проведший
годы в кавалерийском седле, он воспринял характерный для части высшего 
комсостава
РККА грубый и пренебрежительный стиль отношения к подчиненным. И если после 
прихода
в Уп
е явно не годился.
мог, нарком никогда не
вызы
ый
армей
о ы м 1 ,
сяцев Карин
продержался
,
може
в
военной разведки была для
равление в мае 1935 года он сдерживал себя, войдя в новую для него атмосферу
уважения, такта, внимательного отношения к сослуживцам, то через полтора года 
недостатки