етворило такое решение вопроса и я продолжал считать, что необходима
экспертиза, то я в декабре 1938 года написал рапорт начальнику отдела об
источнике «Кротов». Его личное дело я увидел в 1937 году».
ще несколько выдержек из ответов Калужского в начале следствия:
По сравнению с японской агентурой Сеула „Кротов“
ления по наблюдению за советским посольством и торгпредством.
обдирный материал (документальный) о политико-моральном состоянии армии. Беда
заключалась в том, что материала было больше, чем мог осуществляться перевод, и 
материал
отправлялся в Москву без перевода. В Москве же было такое же положение с
переводчиками, и документы-сводки ГРУ оставались в массе своей необработанными. 
Это
приводило к тому, что полной всесторонней оценки деятельности „Кротова“ не 
получалось».
«… В первый момент материал характера мобилизационного плана у меня
вызвал недоверие. И не только потому, что вообще у японцев нельзя доставать
можно было доставать. А главным образом, по двум следующим
соображениям:
Первое. Непонятно было, почему источник, который в течение долгого
времени работы вяло давал ценные материалы, вдруг олу ил возможность и
желание добыва
Второе. Непонятно было, каким образом можно было в служебной
обстановке снимать такие громоздкие материалы на несколько сот страниц со
сложными таблицами. Но само содержание материала было настолько интерес
при пер воде старался тщательно изучить и проверить его. В результате
изучения я пришел к выводу, что это материалы и по содержанию, и по количеству
не могут быть фальшивыми. В этом меня еще более убедили случаи перекрытия,
которые имелись между этими материалами и сеульскими материалами».
ивительно, что к мобилизационным материалам, присланным «Кротов
и обращались постоянно. Такие документы были информацией ст
, и это понимали даже лубянские костоломы. Но логика их рассуждений была
проста: если резидент ИНО в Токио (Журба) агент японской разведки, то все 
источники
токийской резидентуры – японская подставка. И все материалы, полученые от них, 
–
дезинформация. Подняться выше этого стереотипа мышления они были не способны. И 
всем
подследственным уже после их «признаний» вписывали в протоколы допросов абзацы 
о том,
что мобилизационные материалы «Кротова» – дезинформация.
Из протокола допроса Клётного от 6 сентября:
японской армии, о чем мне стало известно
этот материал является дезинформационным. Он готовился японской
разведкой еще в период работы Косухина в Японии, о чем говорил ему Журба.
Журба мне сказал, что качество дезинформационных материалов не удовлетворяет
японскую разведку что в настоящее время встал вопрос об организации
дезинформации самого серьезного значения, что сейчас японская разведка
подготавливает такой материал, как мобилизационный план, и что японская
разведка решила эти материалы передавать по линии каналов НКВД и что в этом
вопросе я долж н ему омочь. Тогда же при встрече с Фусэ он подтвердил
переданные мне сообщения Журбы, сказав, что Япония накануне войны с СССР и
что главная задача разведки сводится к тому, чтобы снабдить СССР наиболее
важными сведениями о японской армии и организовать так, чтобы эти материалы
были оформлены солидно и правдоподобно…»
так, примерно, представляли себе работу японской разведки режиссеры этого
ого спектакля. Конечно, заманчиво было пок
е п
Вот
следственн азать себя перед начальством с самой
хорошей стороны японской
:
год и к нему таблицы.
год и к нему таблицы.
и Манчжурской армии.
ями, один из них
прин японскому жандармскому
управ
Япон
или хранят их у себя, ведают
хране
японской армии.
ятелей?
, что он якобы готовится держать экзамен на
офиц
, разоблачающим коварные планы разведки по стратегической
дезинформации. У Гудзя было свое мнение об этих показаниях Шебеко: «Шайке 
Николаева
невыгодно было копаться в материалах и искать истину. Ей надо было представить 
поскорее
материал о шпионаже, дезинформации и измене. Это было выгоднее и эффективнее».