2. Общение европейцев на улицах и в общественных местах с японцами бросалось в
глаза (европейцев очень мало).
3. Конспиративные передачи материала, исключающие визуальную фиксацию их со
стороны, производить возможно
4. Встречи в ресторанах, закусочных, музеях и других общественных местах,
исключающих фиксацию, органи
ны с полицией. Наиболее безопасные встречи ожно производить в автомашине
(подхватить в удобных местах источник-японца в машину).
Высказал он и другое интересное мнение. Срок в два года, из которых минимум
полгода агентурная деятельность вообще была запрещена
ртывания разведывательной работы в этой стране. Однако главный вывод был сделан 
–
работать в Японии очень трудно, но можно. Есть возможность и для осуществления
нелегальной работы. По мнению резидента, успешные вербовки японцев можно было
проводить в Калифорнии и в Китае. В Китае это могут быть военные, жандармы,
коммерсанты, журналисты. Эти люди могут делать быструю карьеру при возвращении 
на
родину, так как везут с собой багаж опыта и «веса» в глазах общества. Но 
проведение таких
вербовочных мероприятий выходило за компетенцию деятельности токийской 
резидентуры.
В январе 1936 года Гудзь был отозван в Москву. Артузов уже не возглавлял
политическую разведку, перейдя на работу в Разведупр, и новое руководство НПО в 
лице
кого решило не посылать в Токио нового резидента, а восстановить в этой 
должности
Шебеко. Решение не совсем понятное, учитывая его предыдущую инертность и
«сонливость». А может быть, сыграло свою роль и то, что Шебеко во время своего 
отпуска в
Москву сумел произ ест благоприятное впечатление на новых руководителей. 
Аппаратные
игры и подсиживания сослуживцев были весьма характерны и для подразделений НКВД
того времени. Шебеко вернулся в Токио и приступил к самостоятельной работе.
Осенью 1937-го «Кротов» был переведен в другое подразделение. Значительно
расширились агентурные возможности этого источника, и в Москву начал посту
й материал. Перемену в информации «Кротова» разу же почувствовали в ИНО. Когда
в 7-м секторе увидели фотокопии документа мобилизационного плана японской армии,
 то и
у руководства, и у переводчиков, естественно, возникли подозрения – не 
дезинформация ли
этот материал? Слишком уж резким был переход от интересной и достоверной, но в 
общем
средней информации к информации стратегического характера, ценнейшей для
Оперативного управления Генштаба. Тем более что такой материал получила не 
военная, а
политическая разведка.
Мнение о «Кротове» в ИНО изменилось. Об этом откровенно рассказал в начале
следствия Калужский ещ
н. Работая переводчиком, он регулярно длительное время занимался переводами
материалов, поступавших от «Кротова», и мог дать его работе объективную оценку. 
Вот его
ответы на вопросы следователя:
«… Так как я не я
Сангу
Особого отдела), и тот сказал, что все это чепуха. Так как меня не
удовл
Вот е
«… был менее эффективен.
Однако и он давал систематический и полноценный материал главного жандармского
управ Давал он и
такие секретные материалы, так как при японских порядках такие материалы
невоз
п ч
ть материал, получение которого связано с большим риском.
ным,
что я е
Неуд ым»,
следовател ратегического
характера
«… Осенью 1937 года от Журбы был получен мобилизационный план
от Косухина. Я спросил Косухина,
является ли этот материал подлинным или дезинформационным. Косухин ответил
что
и
рскому и Ринку для проверки. Пассов раз вызвал меня с материалами и
заявил, что все это фальшивки, которые не стоят той бумаги, на которой они
написаны.
Через некоторое время Косухин рассказывал мне со слов Пассова или
Шпигельгласса, что Пассов материалы носил к Николаеву (бывший заместитель
начальника