полиция,
агентом которой был Андреев, и задержала Косухина во время встречи. Конфликт 
удалось
погасить, и после вмешательства посольства Косухин был освобожден. Случай был 
редкий,
и подробную шифровку тут же отправили в Москву. В столице события пошли по
накатанной колее. Руководство ИНО 20 мая направило спецсообщение руководству 
ОГПУ с
подробным описанием токийских событий. «Наверху» отреагировали мгновенно. В тот 
же
день в ИНО был отправлен ответ, адресованный заместителю начальника ИНО 
Слуцкому и
помощнику начальника ИНО Горожанину: «Косахову и Журбе немедленно запретите 
вести в
Токио какую бы то ни было агентурную работу и недели через две отзовите в СССР. 
Дайте
указание нашей резидентуре прекратить сношения с Андреевым». В тот же день 
Артузов
ознакомился с ответом. Он был против отзыва двух сотрудников и ослабления 
состава
резидентуры. Возможно, ему удалось договориться с Аграновым и доказать ему, что
необходимости в срочной эвакуации нет. Может быть, именно этой договоренностью
объясняется его резолюция Слуцкому на ответ Агранова: «Яков Саулович, при 
запрещении
вести агентурную работу – полагаю, что отзывать не следует. При всех условиях 
нам надо
там иметь человека для выполнения наших внутренних заданий (надзор и охрана от
провокаций)». Косухин и Шебеко остались в Токио и продолжали работать. Но 
запрет на
ведение агентурной работы оставался в силе. По воспоминаниям Гудзя, только 
через полгода
ему удалось убедить Москву снять запрет и продолжить агентурную работу.
Конечно, деятельность резидента не ограничивалась только работой с «Кротовым»,
хотя подготовка и проведение встреч, получение, фотографирование и возвращение
матер
Н
з
стоим
ременно получал указания не из Москвы, а из Шанхая, где находился
основ
одног
иала и его всесторонний анализ отнимали много времени. Но это была повседневная
текущая работа резидента, для которой он и был послан в Токио. о иногда при
непредвиденных обстоятельствах приходилось заниматься и другими делами и 
участвовать в
проведении, выражаясь современным языком, «операций влияния». Одна и таких 
операций
проводилась в 1934 году и связана она была с деятельностью бывшего резидента 
«Павла».
Переговоры о продаже КВДД, которые велись в Токио, затягивались по вине 
японской
стороны. Япония предлагала крайне низкую цену, абсолютно несоответствующую 
реальной
ости этого крупнейшего транспортного предприятия. Переговоры зашли в тупик, а
обстановка на месте (в Маньчжурии) обострилась до предела. Фактически 
переговоры были
прерваны, и ни одна из сторон не хотела сделать первый шаг к возобновлению 
переговоров.
Москва настаивала на том, чтобы наши дипломаты проявили максимум своих 
способностей
для скорейшего завершения переговоров и в то же время обеспечили продажу по 
оптимально
установленной цене. Алексеев сообщил Гудзю, что в интересах дела, затяжка 
которого
чревата огромными потерями, он намерен использовать свое личное знакомство с 
одним
чиновником японского МИДа, который якобы симпатизирует Советскому Союзу, но его
смущает то, что он формально не может предпринять такую акцию без санкции 
советской
части совместной комиссии по переговорам, а она на это не пойдет. Алексеев 
обратился к
Гудзю с просьбой быть как бы соучастником его обращения к знакомому чиновнику, 
чтобы в
случае удачи, то есть получения необходимой информации, сослаться на него как 
на
источник сведений, полученных якобы от агента «X». Информатор сообщил, что если
Советский Союз выйдет с предложением возобновить переговоры, то японская 
сторона
выразит согласие и примет предложение Советской стороны о цене продажи КВЖД. 
После