агентуру в таких органах они имели возможность проникать в другие
интересующие их органы противника (военные учреждения, Мининдел и другие).
Практика показала, что наша агентура в жандармских и полицейских органах
противника не раз своевременно сигнализировала нам об опасности провала, в том
числе и об угрозе нелегалам «соседей». Так было не раз в Маньчжурии, Корее и
даже в самой Японии. В этом направлении весьма эффектную работу в
Маньчжурии проводил бывший работник КРО Федор Карин, направленный
Артузовым на аботу в ИНО. В аппарате Карина в Маньчжурии работали
Алексеев, Пудин, Герман, ставшие затем, как и Карин, кадровыми работниками
ИНО. Кроме того, из КРО в ИНО были переведены на постоянную работу Гурский,
Силли, Пузицкий, Сыроежкин, Малли, Штейнбрюк, Кияковский, Федоров, Тубала,
Чибисов, Алахвердов и многие другие контрразведчики».
р
* * *
К 1930 году азиатский континент бы оен» ИНО. Работали, и вполне успешно,
Харбинская и Сеульская резидентуры, в Москву поступала ценная документальная
инфо
что
емье
желез
т л
году переведен в ИНО и в апреле 1928 года был направлен в Токио
первы
ипломатические функции, возложенные на второго секретаря, и выполнять их
отлич
л «осв
рмация. Но в руководстве ИНО понимали, что работа в Маньчжурии и Корее только
первый шаг, надо идти дальше и сделать следующий шаг на японские острова. Беда 
была
в том, что никто из руководителей и сотрудников японского отделения не работал 
в Японии.
Для них эта страна была белым пятном на географической карте, о которой им 
почти ничего
не было известно. И чтобы разобраться в обстановке, определиться на месте и 
выяснить
возможности разведывательной работы, туда надо было направить человека с опытом
работы на Востоке и достаточно хорошо знающего японский язык. Конечно, такой 
человек
должен был иметь и самые общие знания по Японии, чтобы не выглядеть дилетантом 
при
общении с японскими чиновниками различных рангов. Первый легальный резидент 
должен
был обладать и опытом разведывательной и контрразведывательной работы на 
Востоке.
После раздумий и взвешивания всех «за» и «против» решили остановиться на
кандидатуре Владимира Павловича Алексеева. Родился он в 1899 году в с
нодорожного служащего. Окончил гимназию и первый курс Харьковского
политехнического института, в 1919-м вступил в РКП(б). В том же году он – 
комиссар
батальона. Участие в боях, ранение, госпи аль. После выздоровления бы направлен 
в
Гомельскую ЧК. В 1920 году участвовал вместе с Артузовым, Кариным и Эйтингоном 
в
ликвидации Западного областного комитета савинковской организации. Потом вместе 
с
группой гомельских чекистов, в которую входил и Эйтингон, был направлен на 
оперативную
работу в Башкирскую ЧК. После возвращения в Москву в 1923 году был назначен в
Восточный отдел ОГПУ, вначале оперативным уполномоченным, а потом и начальником
отделения. В этом же году Петерс направляет его на учебу в Военную академию на
восточный факультет. Образование у него было достаточное, и после успешной 
сдачи
вступительных экзаменов молодого оперативника зачисляют на японское отделение. 
И тут
произошло главное, что определило дальнейшую судьбу чекиста. Так же, как и 
Зорге,
Алексеев «заболевает» Японией. Начались два года работы и тяжелой учебы, 
особенно по
изучению японского языка. В 1925 году он оканчивает Восточный факультет и 
приказом
Реввоенсовета по личному составу от 4 августа назначается в распоряжение ОГПУ. 
Вместе с
ним факультет оканчивает Наум Эйтингон и Иван Шебеко, которые тоже назначаются 
в
распоряжение ОГПУ.
Алексеев работал в Харбинской резидентуре у Карина, потом в разведцентре ИНО во
Владивостоке. В 1927
м легальным резидентом. В Наркоминделе оформили все необходимые документы,
сменили фамилию на Железняков, и в столице империи появился новый второй 
секретарь