скамейке, 
читал газету…

Чувствовалось, что эти люди друг с другом связаны, кого-то встречают, кого-то 
ждут.

Что делать? Первая мысль – повернуть назад. Невозможно. Не исключено, что сзади 
уже кто-нибудь только и ждет, что он остановится, к тому же эсэсовцы на 
тротуаре его заметили и вели уже тяжелыми, цепкими взглядами… Продолжая 
неторопливо приближаться к скверу, Кузнецов думал: если он разоблачен, то 
отступать поздно. Но если немке просто показался подозрительным ее новый 
знакомый, тогда… Накануне Хайне видела Зиберта в мундире. Сейчас на нем была 
темная офицерская пелерина без знаков различия, скрывавшая особые приметы, 
которые могла бы она запомнить: ордена и знаки ранений.

Спокойно, как ни в чем не бывало, не ускорив шага и не повернув в сторону немки 
головы, он прошел мимо места свидания. Краем глаза уловив на одном из эсэсовцев 
шитье штурмбаннфюрера, первым выбросил руку в приветствии. Теперь только не 
оглядываться, только не спешить…

Преследования не было. Хайне не узнала обер-лейтенанта Зиберта, когда тот 
прошел мимо нее.

После возвращения Кузнецова в отряд через несколько дней в штабе обсуждали эту 
историю, пытались в ней разобраться.

Три версии имели право на существование. Первая – совпадение, эсэсовцы ждали на 
этом месте и в это же время кого-то другого. Вторая – Хайне действительно лишь 
служащая штаба Китцингера, но она заподозрила в чем-то своего случайного 
знакомого и дала знать в СД. Наконец, третья, самая серьезная: фашистская 
служба безопасности взяла на заметку общительного обер-лейтенанта и специально 
подставила ему для знакомства свою сотрудницу. Последнюю версию можно было бы 
снять, если бы Кузнецов был твердо уверен, что именно он сделал первый шаг к 
знакомству с Хайне, но у него такой уверенности не было. История с Лоттой Хайне 
так и осталась неясной.

Подводя итог обсуждению, Дмитрий Николаевич Медведев со свойственным ему 
чувством юмора заметил: «Всегда считал, что знакомства с женщинами дело опасное.
 Даже в мирных условиях… Тут надо быть очень осторожным».

…Кузнецов после «встречи» с Хайне вернулся к себе, лишь убедившись, что 
«хвоста» за ним нет. А на квартире его уже с нетерпением ждал связной из отряда 
– Алексей Глинко со срочным пакетом. Задание было необычным.

Накануне в отряд пришла группа бывших советских военнопленных. Их, как обычно, 
допросили, подвергли санобработке, накормили и разбили по взводам. И вдруг один 
из вновь прибывших, очень взволнованный, попросил дежурного по лагерю срочно 
отвести его к командиру отряда. В штабном чуме новичок заявил, что среди бойцов 
он опознал человека, которого ранее видел в гестапо, где сам находился 
некоторое время до отправки в концлагерь (откуда ему чудом удалось бежать). По 
его словам, опознанный им человек был в гестапо своим, он участвовал в очных 
ставках, изобличал патриотов, помогавших подпольщикам и партизанам.

По описанию определили, что речь идет о бойце Питанине, якобы тоже бывшем 
пленном, недавно принятом в отряд. За ним тут же послали несколько бойцов 
комендантского взвода. Те вернулись ни с чем: Питанин исчез, не оказалось на 
месте в землянке и некоторых его вещей.

Все дозорные посты и дежурные на «маяке» были немедленно оповещены о бегстве 
провокатора. Командование было встревожено: Питанин мог видеть в лагере 
Кузнецова и других разведчиков, мог собрать сведения об отряде вообще.

В Ровно срочно отправили связного с указанием Кузнецову: Питанина перехватить. 
Было ясно, что предатель, стремясь уйти от погони, отправится в Ровно кружным 
путем. Достигнув города, он свяжется с гестапо лишь поздним вечером.

Была уже полночь, когда разведчики из группы Николая Кузнецова – Николай 
Куликов, Дмитрий Лисейкин, Василий Галузо, Дмитрий Баланюк и другие выполнили 
приказ. Позднее стало известно, что по подозрению в убийстве Питанина 
фашистская служба безопасности расстреляла в Ровно нескольких сослуживцев 
предателя.

Николай Кузнецов был глубоко засекреченным разведчиком. То, что он работает в 
Ровно под видом офицера вермахта, его немецкая фамилия, городские адреса-явки и 
прочее было известно очень немногим проверенным товарищам. Остальные бойцы и 
командиры его в немецкой форме не видели.

Командование не исключало возможность проникновения в отряд вражеского 
лазутчика, поэтому Кузнецова всячески оберегали. Привести разведчика к провалу 
могла и простая неосторожность кого-либо из его боевых друзей, чья-нибудь 
неуместная разговорчивость, наконец, непредвиденная случайность.

В числе предпринятых мер охраны был, естественно, запрет Кузнецову 
фотографироваться во вражеском тылу (фотографии для его документов 
гитлеровского офицера были изготовлены еще в Москве).

И все-таки дважды могла случиться беда из-за того, что запрет был нарушен 
людьми, недостаточно сведущими в разведывательной работе.

Впервые