ние на улицах оккупированного города не стало последним.

Николай Иванович часто отходил от палаток, присаживался на какую-нибудь лесную 
корягу, сидел так часами, почти недвижимый, вновь и вновь продумывая мысленно 
роль, которую ему предстояло сыграть. Раньше Кузнецов видел живых немцев только 
в советском плену – подавленными, угрюмыми, иногда угодливыми, иногда – 
истерическими. Теперь же он знал, как они выглядят и ведут себя, каковы они в 
положении «хозяев». И вносил соответствующие поправки к сложившемуся было уже 
четкому образу лейтенанта Зиберта. Некоторые из этих поправок были весьма 
существенны, и Кузнецова беспокоило, насколько же созданный им пока в 
воображении Пауль Вильгельм Зиберт окажется похож на реальных лейтенантов и 
гауптманов, с которыми ему вот-вот предстоит встретиться.

Даже иначе – волновало не столько сходство – в принципе его Зиберт должен быть 
похож на германского кадрового военного, но как предвидеть ту грань, за которой 
может таиться отличие?

А тут еще новость – последние годы Кузнецов жил один и не знал за собой 
некоторых особенностей, и вдруг сосед по палатке сказал, что иногда он говорит 
во сне. Кузнецов встревожился не на шутку – ведь говорил он, разумеется, 
по-русски…

Что-то нужно было делать – и быстро. В октябре – ноябре он уже должен был быть 
в Ровно, но не с этой же проклятой разговорчивостью во сне! Сделали так: как 
только Кузнецов начинал говорить во сне, его тут же будили. Иногда по нескольку 
раз за ночь.

Первое время Кузнецов ходил с мешками под глазами от постоянного недосыпания. 
Потом будить его пришлось уже реже, пока, наконец, не убедились, что изнуряющее 
средство подействовало – разговаривать во сне он стал меньше, а если иногда все 
же поговаривал, то уже как немец.

И день пришел… Николая Ивановича Кузнецова провожали в первую поездку во 
вражеское логово. Задания – никакого. Только походить, привыкнуть к форме, 
приглядеться. Наметить план вживания – и вернуться. Партизанский лагерь тогда 
еще отстоял от города в ста двадцати километрах, отправлять Кузнецова пешком 
было, конечно, нельзя, поэтому для него снарядили бричку, а в качестве кучера 
поехал Владимир Степанович Струтинский, хорошо знавший город.

…Он шел по главной улице Ровно, обычный пехотный лейтенант, приветствуя старших 
по званию офицеров, небрежно козыряя в ответ солдатам. Иногда останавливался 
возле витрин магазинов, кафе, афиш кинотеатров. У мальчишки на углу Парадной 
площади купил газету; но читать не стал, только пробежал глазами заголовки, 
сложил и сунул в карман. Потел дальше. Возле ресторана «Дойчегофф» (на дверях 
табличка: «Только для немцев») задержался, подумал с минуту, потом зашел. 
Заказал кофе и рюмку коньяку. Через десять минут вышел на улицу. На следующем 
углу купил у лоточника пачку сигарет и спички. На небольшом сквере присел на 
свободную скамейку и выкурил сигарету.

По другой стороне улицы, не выпуская из виду лейтенанта, шел аккуратно одетый 
пожилой человек. Шел неотступно, терпеливо поджидая, когда тот заходил в 
«Дойчегофф» и курил сигарету на сквере. Внешне старик выглядел спокойным. А на 
самом деле… Уже вернувшись в отряд, Владимир Степанович Струтинский 
рассказывал:

«Я иду, ноги у меня трясутся, руки трясутся, вот, думаю, сейчас меня схватят. 
Как увижу жандарма или полицейского, отворачиваюсь. Такое чувство, будто все на 
тебя подозрительно смотрят. А Николай Иванович, гляжу, идет как орел. Читает 
вывески на учреждениях, останавливается у витрин магазинов – и хоть бы что! 
Встретится немец, он поднимает руку: „Хайль Гитлер!“ Часа четыре водил меня по 
городу. Я ему и так и эдак делаю знаки, утираю нос платком, как условились: 
дескать, пора, а он ходит и ходит. Бесстрашный человек!»

Действительно, страха Кузнецов не испытывал. Боялся другого – прорвется 
ненависть, переполнявшая все его существо, ненависть к людям, одетым в ту же 
фашистскую форму, что и он. К тем, кто, как и он, по-хозяйски ходил по улицам 
этого города, сидел в кино и в кафе, покупал газеты и закуривал сигареты. 
Боялся, что эта ненависть выдаст его. Сила собственных чувств была теперь и 
осталась навсегда его самым опасным противником.

Через несколько дней Николай Иванович Кузнецов вернулся в отряд, чтобы еще 
через неделю снова приехать в Ровно.

Лейтенант Зиберт начал действовать.




ГЛАВА 6


Уходил в прошлое трудный, переменчивый на военные успехи сорок второй год. Для 
разведчика специального отряда «Победители» Грачева его последние недели были 
всецело связаны с превращением Николая Кузнецова в лейтенанта Пауля Зиберта. 
События развивались и так, и не совсем так, как предполагалось вначале. 
Возникали непредусмотренные трудности, и, наоборот, неожиданно легко решались 
задачи, казавшиеся ему ранее особо сложными. Впрочем, долгая – годовая! – 
подгото