а приступили к операции "Спайгласс". В сопровождении майора 
Февзи, одного из офицеров Тефика, мы начали работу с самого восточного конца 
линии, где сходятся границы Советского Союза, Турции и Ирана, и постепенно 
двигались на запад. Наш метод был простым. Каждые несколько миль мы отмечали 
наше положение па карте и широкой дугой делали съемку советской территории. 
Первые день или два я каждую минуту ждал пулеметной очереди. Советских 
пограничников можно было бы извинить: они могли принять нашу камеру за легкий 
миномет. 

До Тузлуджи мы шли вдоль долины Аракса, кишащей болотными птицами. Арарат 
оставался у нас слева, а Алагез - справа. Затем мы поднялись по долине Арпачай 
мимо древней армянской столицы Ани и достигли Дигора, расположенного напротив 
Ленинакана. В этот момент я решил, что мой так называемый отпуск слишком 
затянулся и что западная часть границы подождет до следующего года. Мы поехали 
обратно в Эрзурум и остановились на ночь в Карее, где Февзи ошеломил меня 
предложением посетить публичный дом. 




Глава X.

Логово льва.


Я так и не закончил вторую половину операции "Спайгласс". Летом 1949 года я 
получил из Лондона телеграмму, которая отвлекла мое внимание на совсем другие 
дела. Мне предлагали пост представителя СИС в Соединенных Штатах Америки, где я 
должен был поддерживать связь с ЦРУ и ФБР. За этим назначением крылась одна 
важная причина. Сотрудничество между ЦРУ и СИС на уровне центральных 
организаций (хотя еще не на уровне периферийных подразделений) стало настолько 
тесным, что каждый работник разведки, намеченный для выдвижения на высокий 
руководящий пост, должен был ознакомиться с положением дел в американских 
спецслужбах. Мне потребовалось всего полчаса, чтобы принять это предложение. 

Покидать Стамбул было грустно: это - красивый город; кроме того, приходилось 
бросать более чем наполовину сделанную работу. Но соблазн попасть в Америку был 
велик по двум причинам: во-первых, я снова попадал в ту среду, где 
формировалась политика разведывательных организаций, а во-вторых, я получал 
возможность познакомиться с американскими разведывательными службами. В то 
время я уже начал понимать, что эти службы имели большее значение, чем 
соответствующие английские организации. Я даже не стал дожидаться согласия 
Москвы, и дальнейшие события оправдали мое решение. Никто не выразил сомнения в 
неограниченных возможностях моего нового назначения. Было решено, что я уеду в 
Лондон в конце сентября и, пройдя месячную подготовку, в конце октября 
отправлюсь в Америку. Общий контроль за отношениями между СИС и американскими 
службами в Лондоне осуществлял Джек Истон, и именно от него я получил большую 
часть инструкций. Я высоко оценил, хотя и не без оговорок, его знание всех 
тонкостей англо-американских отношений. Однако диапазон этого сотрудничества 
был настолько широк, что вряд ли нашелся хоть один ответственный работник во 
всей службе, который не принимал в нем участия, и у каждого были какие-то 
личные интересы, связанные с моим назначением. Меня под разными предлогами 
приглашали на ленч в разные клубы. Беседы за кофе и портвейном касались целого 
ряда предметов, но одно было общим для всех моих "друзей" - желание совершить 
бесплатную поездку в Америку. Я не разочаровывал их. Чем больше посетителей 
будет у меня в Вашингтоне, тем больше шпионов я буду знать, а это, в конце 
концов, было моей целью в жизни. 

Из сжатых объяснений Истона стало ясно, что мой путь в Вашингтоне, вероятно, 
будет тернистым. Я должен был принять, дела от Питера Дуайера, который провел в 
Соединенных Штатах несколько лет. Я знал его как исключительно остроумного 
человека, но мне предстояло узнать о нем еще многое другое. Во время войны он 
сумел решить щекотливую задачу, установив близкие личные отношения со многими 
видными руководящими работниками ФБР. Благодаря этим отношениям, сохранившимся 
и после войны, представительство СИС в Вашингтоне отдавало предпочтение ФБР в 
ущерб (как думали некоторые) ЦРУ. Поскольку ФБР, следуя политике примадонны 
Гувера, проявляло ребяческую чувствительность ко всему, что касалось ЦРУ, 
Дуайеру было очень трудно сохранять одинаковое отношение к обеим организациям, 
не подвергаясь нападкам со стороны своих старых друзей, обвинивших его в 
двурушничестве. 

Одной из моих новых задач было нарушить это равновесие. ЦРУ и СИС договорились 
сотрудничать по широкому кругу вопросов, что неизбежно означало более тесную 
повседневную связь с Центральным разведывательным управлением, чем СИС обычно 
имела с ФБР. Конечно, открыто признавать такое изменение политики было нельзя. 
Следовательно, моя задача заключалась в том, чтобы крепить связи с ЦРУ и 
ослабить их с ФБР, но так, чтобы последнее этого не заметило. Мне не 
потребовалось много времени на размышления, чтобы понять невыполнимость и 
абсурдность этой затеи. Единственно разумным курсом было сотрудничать с ЦРУ по 
вопросам, представляющим взаимный интерес, и не принимать близко к сердцу 
неизбежное раздражение сотрудников Гувера. Для этого мне не следовало 
показывать себя слишком умным, потому что расклад карт был не в мою пользу. 
Лучше прикидываться дурачком и извиняться за те ляпсусы, которые время от 
времени приходилось допускать в моем положении. 

Инструктаж по вопросам контрразведки тоже вызвал у меня серьезное беспокойство. 
Его проводил со мной Морис Олдфилд, который сообщил факт первостепенной 
важности. Совместное англо-американское расследование разведывательной 
деятельности Советского Союза в США привело к следующему выводу: в 1944-1945 
годах в ан