|
лийском посольстве в Вашингтоне, а также в атомном центре в
Лос-Аламосе имела место утечка информации. Я ничего не знал о Лос-Аламосе. Но
после быстрой проверки по списку сотрудников министерства иностранных дел за
соответствующий период у меня почти не осталось сомнений в отношении источника
в английском посольстве.
К моему беспокойству примешивалось чувство облегчения. Дело в том, что еще в
Стамбуле советский коллега задал вопрос, который не давал мне покоя несколько
месяцев. Он спросил, не могу ли я как-нибудь выяснить, что предпринимают
англичане в связи с одним делом, которое связано с английским посольством в
Вашингтоне и которое вело ФБР. В то время я ничего не мог сделать, однако после
беседы с Олдфилдом я, по-видимому, приблизился к самой сути вопроса. Через
несколько дней это подтвердил мой русский коллега в Лондоне. Проверка в Центре
не оставила у него сомнений в том, что информация из ФБР, о которой мы говорили
в Стамбуле, и моя новая информация относятся к одному и тому же делу.
Тщательное изучение документов на какое-то время несколько успокоило меня.
Поскольку СИС формально не могла заниматься разведывательной работой в США,
изучение фактов, ведущих к установлению источника утечки, находилось в руках
ФБР. Надо сказать, оно проделало огромную работу, результатом которой явилось
лишь колоссальное количество попусту исписанной бумаги. Ни сотрудникам ФБР, ни
англичанам пока не пришло в голову, что в этом деле может быть замешан дипломат,
причем дипломат довольно высокого ранга. Расследование было сосредоточено на
недипломатическои персонале посольства, и особенно на тех, кто был принят на
работу на месте, то есть уборщицах, дворниках, мелких служащих и т. д. Например,
одной уборщице, у которой бабушка была латышка, был посвящен доклад в
пятнадцать страниц, полный ненужных подробностей о ней самой, ее семье и
друзьях, ее личной жизни и привычках. Это свидетельствовало об огромных
ресурсах ФБР и о том, как бесполезно они расточались. Я пришел к выводу, что в
срочных действиях необходимости нет, однако за делом надо постоянно следить. Во
всяком случае, какие-то решительные меры обязательно нужно будет предпринять,
прежде чем я покину Вашингтон. Одному богу известно, куда меня потом назначат.
Перед отъездом из Лондона меня вызвал шеф. Он был в превосходном настроении и
развлекал меня рассказами о самых щекотливых случаях из области отношений между
английской и американской разведками в годы войны. Эти рассказы оказались не
просто праздными воспоминаниями. Шеф сообщил мне, что известие о моем
назначении в Соединенные Штаты, по-видимому, расстроило Гувера. Я тогда
считался довольно высокопоставленным сотрудником службы. На Дуайера (совершенно
незаслуженно) смотрели иначе. Гувер подозревал, что мое назначение предвещает
нежелательную деятельность СИС в Соединенных Штатах. Чтобы рассеять его
опасения шеф послал ему телеграмму, заверив, что не имеет намерения менять
политику СИС. Мои обязанности ограничиваются вопросами связи с американскими
службами. Шеф показал мне телеграмму и посмотрел на меня в упор. "Это, - сказал
он, - мое официальное послание Гуверу. - И после короткой паузы добавил: - А
неофициально... поговорим за ленчем у Уайта".
В конце сентября, когда моя подготовка была в основном закончена, я отплыл на
пароходе "Карония". Проводы были запоминающимися. Первое, что я увидел на
туманной платформе вокзала Ватерлоо, были огромные усы, а за ними показалась
голова Осберта Ланкастера. Теперь я знал, что в дороге у меня будет хороший
компаньон. Прежде чем мы отчалили, меня вызвали к телефону. Звонил Джек Истон.
Он сообщил, что Дуайер только что телеграфировал о своей отставке. Причины этой
отставки были для меня неясны. Наконец, в мою каюту внесли ящик шампанского с
карточкой от одного богатого друга. Я начал чувствовать, что моя первая
трансатлантическая поездка будет приятной.
Первую ошибку я совершил почти сразу же по прибытии в территориальные воды США.
На катере лоцмана прибыл приветствовать меня представитель ФБР. Я угостил его
бокалом шампанского, которое он без удовольствия потягивал, пока мы вели
светский разговор. Позже я узнал, что сотрудники ФБР, почти все без исключения,
гордились своей обособленностью и своими привычками, корни которых лежали в их
простом происхождении. Один из первых высокопоставленных людей Гувера, с
которым я познакомился в Вашингтоне, утверждал, например, что его дедушка был
лавочником в Хоре-Крике в Миссури. Поэтому все они пили виски, а пиво - в
качестве легкого напитка. В противоположность им сотрудники ЦРУ разыгрывали из
себя космополитов. Они любили посмаковать абсент, а бургундское подавалось чуть
выше комнатной температуры. Это не просто пустой разговор. Это одно из
свидетельств глубокого различия в общественных взглядах двух организаций, что,
по крайней мере, отчасти, является причиной трений в их отношениях.
Мой коллега из ФБР помог мне пройти формальности и устроил меня в отеле с видом
на Центральный парк. На следующий день я с
|
|