никаких тайн из описания тех приемов, к которым прибегали шпионы в целях 
собирания секретных военных сведений. Это доверие высшего военного начальства к 
офицерам, вопервых, ликвидировало все кривотолки после судебного 
разбирательства шпионских дел, а, вовторых, воспитывало в должном направлении 
офицерскую среду, через нее и солдат в должном исполнении ими гражданского 
долга. Невольно просачивалось это затем и в толщу гражданского населения, 
которое являлось таким образом незаменимым сотрудником агентов правительства.
     Этим разумным пониманием своих обязанностей особенно с началом мобилизации 
и можно объяснить отсутствие у нас с началом войны нежелательных актов 
шпиономании, доходивших в других местах даже до эксцессов, на которые так 
сетовали наши противники.
     Раньше было указано, что шпион все же человек, хотя и старающийся держать 
себя в руках, а потому нередко и он выходит из рамок ему дозволенного 
обыкновенно в смысле траты зарабатываемых им денег на кутежи, женщин, карты и 
пр. Это обстоятельство и должно натолкнуть пытливый ум контрразведчика на 
необходимость детального обследования источников получения этих средств. Но он 
не всегда может быть в каждом увеселительном заведении или в игорном притоне, 
или даже в обыкновенном ресторане. Ценным ему в этом отношении помощником могут 
быть широкие круги населения, воспитанные в патриотическом духе.
     Для иллюстрации разумного проявления инициативы со стороны военных чинов я 
приведу дела по разоблачению капитана германского Генерального штаба фон Ш. и 
германской службы поручика Д.
     Первый имел задачей обрекогносцировать форты Новогеоргиевской крепости. 
Изучив имевшиеся о ней сведения и занеся некоторые из них в свою записную 
книжку, он отправился на станцию ВаршавскоМлавской железной дороги Яблона, где 
имелся обширный парк, подходивший к интересующим капитана фон Ш. фортам 
Новогеоргиевской крепости. Его блуждание вблизи фортов показалось 
подозрительным унтерофицеру крепостной жандармской команды, который его и 
арестовал. Отобранная у него записная книжка, с занесенными в нее принятыми в 
германской армии сокращенными обозначениями состава гарнизона этой крепости, 
ясно указывала на то, что не ради праздного путешествия появился в районе 
крепости германский офицер Генерального штаба, чего впрочем он и не отрицал. 
Варшавская Судебная палата присудила его к трем годам арестантских отделений. 
Отбывать это наказание ему впрочем не пришлось, так как он был обменен на 
осужденного германским судом за шпионство лейтенанта нашего флота В.
     Не меньший интерес представляло собой шпионское дело германской службы 
поручика Д. в смысле разумного отношения к исполнению своего долга 
подполковника железнодорожных войск С. Ему показалось подозрительным поведение 
ехавшего вместе с ним на пароходе поручика Д., и он решил присмотреть за ним, а 
затем и сообщить об этом жандармским властям, когда пришлось с ним расстаться. 
В пути поручик Д. многое из виденного заносил в дневник и снял фотографическим 
аппаратом Сызранский мост. Приехав из Царицына в Крым, поручик Д. должен был 
затем возвращаться домой через пограничную станцию Александрово, лежавшую в 
районе Варшавского военного округа, где и был распоряжением этого штаба 
арестован.
     Из отобранного у него дневника было видно, что поручик Д. изучал у себя 
дома русский язык, готовясь быть военным переводчиком, и для практики 
отправился в Россию. Он побывал у своего соотечественника, который благодаря 
женитьбе на русской помещице стал помещиком Казанской губернии. Видел маневры в 
районе Казани с наводкой моста через Волгу, очень интересовался Сарепской 
немецкой колонией на Волге и пр. Поручик Д. был приговорен к двум, кажется, 
годам в арестантские отделения, но вскоре был обменен на осужденного германским 
судом за шпионство капитана нашей артиллерии К.
     Если указанные два дела обязаны своим возникновением проявлению разумной 
инициативы со стороны наших воинских чинов, то сообщение сведений о 
подозреваемых в военном шпионстве лицах в соответствующие контрразведывательные 
отделения вменяется уже в служебную обязанность тем правительственным агентам, 
которые по своей службе близко соприкасаются с этим делом. В первую очередь это 
касается чинов общей и политической полиции, а также органов, наблюдающих за 
неприкосновенностью государственной границы, – пограничной и таможенной стражи. 
Частое общение с местным населением, знание его имущественного положения и 
политических взглядов – все это дает им возможность легко определить причины 
уклонения от нормального образа жизни и выяснить причины такового. В случае 
малейшего подозрения в нечистоте намерений взятых на учет лиц о них ставится в 
известность соответствующее контрразведывательное отделение.
     Подобным же образом должны поступать и другие гражданские, общественные и 
военные учреждения. Надобно только разъяснить всем им, что сообщение этих 
первоначальных, так называемых агентурных сведений, дает лишь толчок к 
обследованию, а затем и к разработке их, что бесконечно еще далеко от обвинения 
коголибо в столь тяжелом преступлении как шпионство. Кроме того выступление 
лиц, сообщивших на суде в качестве свидетелей, вовсе не обязательно и всецело 
зависит от их желания.
     Нечего и говорить о том, что даже самый факт сообщения этих сведений 
должен храниться в глубокой тайне. Только при соблюдении этих условий будет 
гарантировано содействие правительственных агентов, служащих общественных 
учреждений и наконец широких слоев населения делу борьбы со шпионством путем 
выполнения каждым из них лежащего на нем гражданского долга.
     Б) Донесения специально назначенных тайных агентов для постоянного 
наблюдения за вероятными местами вербовки нашими противниками шпионов: 
ресторанов, кофеен, игорных притонов, кафешантанов, кинематографов и других