истории, в результате стихийных, никем не контролируемых процессов, но отнюдь 
не было продуктом новой философии в международных отношениях.) 
 Разведка видела, что в условиях быстрого улучшения наших отношений с 
Соединенными Штатами, невиданного развития человеческих контактов на всех 
уровнях наши коллеги из ЦРУ удвоили и утроили свои усилия, направленные на 
приобретение агентуры из числа советских граждан. К сожалению, эти усилия не 
всегда оставались безрезультатными, хотя о многих прямолинейных лобовых 
подходах с предложениями работать на Соединенные Штаты нам становилось известно.
 
 Наконец, нельзя согласиться с тем, что участие, проявленное Соединенными 
Штатами к делам Советского Союза, носит исключительно благотворный характер. 
Наше общество остается объектом тайных операций американской разведки. Передачи 
радиостанции "Свобода", финансируемой конгрессом США, например, немало 
способствовали тому, что межнациональная рознь в нашей стране приобрела столь 
острый и непримиримый характер. Доказать это не сложно - достаточно 
проанализировать передачи этой станции на армянском и азербайджанском языках за 
1989-1990 годы. 
 И все-таки от термина "главный противник" после долгих размышлений мы 
отказались. Он уводил нас в прошлое, страна же стремилась в будущее. 
Конфронтация утратила смысл вместе с крахом партийно-государственной системы в 
СССР. 
 В 1989-1990 годах началась постепенная структурная реорганизация разведки, 
перегруппировка сил в соответствии с новыми условиями. Насколько мне известно, 
эта работа продолжается. 
 Развал партийно-государственных структур, стремительное размывание 
традиционных идеологических устоев, растущее осознание того, что КПСС не 
способна обновиться и возглавить обновление общества, породило для нас 
качественно новую, неведомую и немыслимую совсем недавно проблему департизации, 
то есть ликвидации организаций КПСС в правительственных учреждениях, включая 
КГБ и, естественно, ПГУ. Проблема встала острейшим образом, после отмены статьи 
6 Конституции СССР, которая утверждала руководящую роль компартии в нашем 
обществе. К моему удивлению, в пользу департизации еще в середине 1990 года 
высказался секретарь партийного комитета ПГУ - Станислав Григорьевич Н. 
Руководство и партком КГБ были категорически против ликвидации партийных 
организаций. Была изобретена терминологическая уловка, которая позволяла 
запутывать совершенно ясный в принципе вопрос. Доказывалось, что 
"деполитизация" (это слово подставлялось вместо "департизация") 
правительственных учреждений, особенно КГБ, является бессмысленной, поскольку 
по характеру своей деятельности они должны проводить и защищать политику 
государства и т. п. Удивительно, что этот примитивный довод срабатывал, хотя, 
думается мне, и здесь решающее значение имела дисциплина сотрудников КГБ, 
привычка верить в разумность и порядочность своих руководителей. Было и еще 
одно обстоятельство. Вопреки распространенному мнению, партийные организации в 
КГБ на протяжении, по меньшей мере, последних десятилетий не играли никакой 
"руководящей и организующей роли". Они были полезным, а во многих случаях 
декоративным придатком руководства всех уровней - от Комитета госбезопасности 
до оперативного отдела. Секретари партийных организаций подбирались начальством 
из числа толковых оперативных работников и затем "избирались" на партийных 
собраниях. Вряд ли в какой-нибудь из наших организаций работали 
профессиональные аппаратчики. Их не было. Были наши коллеги, отбывающие 
временную партийную повинность и через два-три года с облегчением 
возвращающиеся к оперативной работе. 
 Политбюро руководило Комитетом госбезопасности не через партийную организацию, 
а напрямую - через председателя КГБ и одного-двух его заместителей. 
 Таким образом, наш "партаппарат" занимал довольно индифферентную позицию и 
выжидал, куда повернет начальство. 
 В середине 1990 года я гласно и широко объявил по Первому главному управлению, 
что отныне партийные органы любого уровня не должны никоим образом вмешиваться 
в служебные дела разведки. Это было непривычно, партийные организации несколько 
растерялись, начали без особой охоты искать себе новое применение и, кажется, 
так его и не нашли. 
 Дело, однако, не было столь простым. Развитие обстановки в стране, настроения 
личного состава требовали более решительных шагов, полного организационного 
отделения государственной структуры, какой является разведка, от общественной 
организации, какой стала КПСС. Руководство КГБ осторожно, с оговорками, но 
твердо стояло за сохранение в органах госбезопасности партийного присутствия. 
 Можно ли было разведке не ориентироваться на КГБ и пойти своим путем? В 
условиях, существовавших в КГБ до августа 1991 года, это было бы расценено как 
мятеж. Я - не политик, а офицер разведки. Я шел с большинством. Иллюзий по 
поводу перспективности этого пути не было. Своими тревогами и сомнениями я 
делился с коллегами в руководстве комитета и лично с Крючковым. На меня стали 
посматривать косо, как на потенциального "демократа". Это было далеко от истины.
 
 Из записных книжек 
 "Гипноз свободы оплачивается очень дорого, как и гипноз любого вранья... После 
СССР нам будут предлагать очень многое. И все будут врать в свою лавочку. Будет 
много кандидатов: в министры и вожди, в партийные лидеры и военные диктаторы. 
Будут ставленники банков и ставленники трестов - не наших. Будут ставленники 
одних иностранцев и ставленники других. И все будут говорить прежде всего о 
свободах: самая многообещающая и самая ни к чему не обязывающая тема для вранья.