Необозримый круг проблем, многие из них для меня абсолютно незнакомые. 
Совершенно иной круг внешних контактов. К тому же должность заместителя 
председателя КГБ означала необходимость осваиваться с делами всего комитета. 
 Первые недели я проводил на работе по пятнадцать - шестнадцать часов, плохо 
спал, просыпался среди ночи, додумывал какую-то мысль и поднимался утром с 
таким ощущением, что всего лишь на минуту закрыл глаза. 
 Постепенно при поддержке коллег, с помощью Крючкова все стало вставать на свои 
места. Перестали путаться телефоны и кнопки на пульте прямой связи, налаживался 
распорядок дня. Жизнь вошла в колею. 
 Демократизация нашего общества, перестройка всей системы общественных 
отношений, коренные изменения во внешней политике были встречены в Первом 
главном управлении с осторожным оптимизмом. Мы лучше чем кто-либо видели, что 
отставание Советского Союза от развитого мира не только не сокращается, но 
стремительно нарастает, и было совершенно очевидно, что полумеры, вроде 
"стратегии ускорения", обречены на неудачу. Нам было горько сравнивать 
прогрессирующее материальное и духовное обнищание народа нашей страны с теми 
шагами вперед, которые сделали некоторые азиатские страны. Перестройка нужна, 
но многим из нас казалось, что слишком быстро разрушается старое, когда еще не 
определились даже контуры нового. 
 Долго держались иллюзии относительно конструктивного потенциала КПСС, 
возможности ее самообновления. Эти иллюзии стали развеиваться лишь к середине 
1990 года и окончательно исчезли после XXVIII съезда партии. 
 Мы видели то позитивное, что появлялось в обществе, но тяжело переживали все 
более серьезные издержки нового курса, крах старой экономики без появления 
новой, крах старого государственного устройства без появления приемлемой 
альтернативы. Была сильна надежда на возможность сохранения единого 
федеративного государства, вера в неисчерпаемые возможности социалистического 
строя. 
 События развернулись круче, чем можно было ожидать, опрокинув многие прогнозы 
западных дипломатов, политологов, разведчиков, с которыми мне приходилось 
знакомиться по долгу службы. Думается, что каждый поворот событий был 
неожиданным и для партийно-государственного руководства Советского Союза. 
Приходилось вновь и вновь убеждаться, что решения принимаются по наитию, под 
влиянием случайных факторов, экспромтом. Колоссальные возможности нашей системы,
 если не для управления процессами, то хотя бы для сбора и разумного, 
непредвзятого анализа информации о положении в стране, насколько мне известно, 
не использовались. 
 Дестабилизация положения не могла не сказаться на разведке. Нам удалось 
избежать раскола в своем сообществе. Сказались привычка к дисциплине, чувство 
товарищества, профессиональная осмотрительность. Большинство сотрудников, на 
мой взгляд, придерживается умеренных, с легкой консервативной окраской взглядов.
 На их фоне проявились немногочисленные радикалы - те, кого называли 
демократами, и те, кто готов был отстаивать традиционные ценности - Ленина, 
Октябрьскую революцию, социализм - чуть ли не на баррикадах. В числе первых 
преобладали молодые люди, в числе вторых ветераны. 
 Огонек потенциальных раздоров приходилось гасить, призывать людей к уважению 
чужих взглядов, предупреждать против попыток гонений на инакомыслящих. Медленно,
 очень медленно и болезненно приживалось осознание того, что старые порядки - с 
руководящей ролью партии, спускаемыми сверху идеологическими установками, с 
незыблемостью краеугольных камней безвозвратно уходят в прошлое и что было бы 
безумием пытаться остановить или затормозить ход истории. 
 По мере того как непредсказуемость событий нарастала, вспыхивала национальная 
рознь, пустели полки магазинов, стала появляться ностальгия по недавнему 
прошлому. Она задела и ПГУ и, как показало дальнейшее, овладела руководством 
комитета с печальными для него последствиями. Совещания в Первом главном 
управлении проводились нечасто. Примерно раз в месяц у меня собирались 
начальники оперативных подразделений и мои заместители для обсуждения той или 
иной оперативной проблемы, представляющей общий интерес. В последние полтора 
года непременным пунктом повестки дня было то, что у нас называется - работа с 
кадрами. Приходилось напоминать коллегам, что старые и, надо признать, удобные 
для Комитета госбезопасности и ПГУ порядки канули в прошлое, что для того, 
чтобы быть полезной Отечеству, выполнять свои задачи в новых условиях, разведка 
должна не цепляться за отжившее, а идти в ногу с жизнью и хотя бы на полшага 
опережать ее. Коллеги одобрительно кивали, поддерживали, но с каким трудом 
новое находило себе место в нашей повседневной жизни! Переосмысливать же надо 
было практически все - от приоритетных оперативных и информационных задач до 
системы подбора и подготовки личного состава. 
 Серьезное сопротивление вызывали попытки отказаться от понятия и термина 
"главной противник", обозначавшего Соединенные Штаты Америки. Людям, которые 
десятилетиями работали по "главному противнику", было трудно привыкнуть к тому, 
что советско-американские отношения утратили конфронтационный характер и эра 
холодной войны завершилась, а следовательно, и подход разведки к работе по США 
должен быть пересмотрен. Надо сказать, что аргументы противников отказа от 
привычного термина были весомыми. В выступлениях американских официальных лиц - 
вице-президента Куэйла, министра обороны Чейни, да и самого президента Буша - с 
удручающей регулярностью звучал тезис о том, что именно Советский Союз остается 
для США главным противником. Если не ошибаюсь, последний раз эту мысль высказал 
г-н Буш в академии ВВС в начале 1991 года. (Последующие события в Советском 
Союзе, разумеется, сняли на все обозримое будущее вопрос о возможности 
советско-американского соперничества. Произошло это, как и многое другое в