видел. Отставка генерального секретаря, переход власти в руки заговорщиков 
вызовет взрыв возмущения в партии, в народе и в вооруженных силах. Непоправимый 
ущерб будет нанесен престижу Советского Союза, потребуются десятилетия, чтобы 
нормализовать положение. 
 - Что же делать? Принять совет Москвы и нанести удар интересам Советского 
Союза? Или же пересмотреть договоренности? - рассуждал Кармаль и вдруг, 
срываясь, захлебываясь словами, закричал: - Убейте меня! Принесите меня в 
жертву! Сделайте так, чтобы эту жертву принял мой народ! Я готов к смерти, к 
тюрьме, к пыткам! 
 Он не слушал Крючкова, не позволял перебить себя и продолжал яростный монолог, 
возмущался, горевал, негодовал, последними словами честил предателей, которых 
он вывел в люди. Кармаль рассуждал вслух, перебирал одну за другой возможные 
причины немилости и неизменно приходил к одному и тому же выводу: мотивы 
решения Москвы лежат за пределами афганской ситуации и диктуются интересами 
глобальной политики Советского Союза. Мягко, очень мягко и сочувственно, как 
безнадежно больного дорогого человека, успокаивал Кармаля Крючков, льстил его 
самолюбию, рисовал розовую перспективу почета и уважения, которыми будет 
окружен его друг в Советском Союзе и Афганистане все оставшиеся долгие годы 
своей жизни. Московский гость доказывает, что люди, которых Кармаль считает 
заговорщиками, остаются его единомышленниками и питают к нему глубочайшее 
уважение, что Москва непричастна к возникшей ситуации, ею движет лишь желание 
помочь афганским товарищам и в первую очередь самому Кармалю. Что в Афганистане 
никто не подозревает о состоявшихся в Москве беседах... 
 - Вы думаете, афганцы - ослы? - бросает злую реплику Кармаль. 
 Он не верит ни единому слову. Его судьба предрешена, в мягких речах Крючкова 
звучит металл, но Кармаль упрям и последователен. За его плечами двадцать с 
лишним лет политической борьбы. Он не марионетка Москвы, но во всем полагался 
на Советский Союз и не может смириться с мыслью, что его хотят выбросить из 
политики. 
 - Есть план меня ликвидировать! Тысячи моих соратников будут брошены в тюрьмы! 

 - Вы не верите в наши гарантии? 
 Кармаль не верит в советские гарантии и напоминает, что Тараки был убит Амином 
через неделю после исключительно теплой встречи Тараки с Брежневым в Москве в 
1979 году. И вообще ему, Кармалю, непонятно, почему советские вмешиваются во 
внутренние дела его страны. 
 Это опасная зона. Кармаль начинает выходить за рамки приличий. Именно он и его 
единомышленники сделали все для того, чтобы Советский Союз мог вмешаться в их 
дела. Крючков жестко отвечает, что определенные права советской стороне дает то,
 что советские люди гибнут в Афганистане, выполняя интернациональный долг. 
 Начинается перепалка. 
 - Вы должны сохранить себя ради афганской революции! 
 - Оставьте в покое афганскую революцию! - в гневе кричит Кармаль.- Вы говорите,
 что в Афганистане гибнут советские люди? Уходите, выводите свои войска! Пусть 
афганцы сами защищают свою революцию! 
 Крючков настойчив: инициатива отставки Кармаля исходит из Кабула, Москва лишь 
помогает афганскому руководству, Кармаль должен следовать договоренности, не 
осложнять и без того непростое положение, сохранить себя ради афганской 
революции и афгано-советской дружбы. Московский посланец делает вид, что 
упоминания о советских войсках не было. 
 Кармаль гнет свое: ситуация совсем не та, как ее толковали в Москве, ему 
необходимо время, чтобы все обдумать еще раз, а Крючкову стоило бы не 
задерживаться здесь, в Кабуле, а возвратиться в Москву и там посоветоваться с 
авторитетными людьми. Будет нужда, Крючков может вновь прилететь в Кабул. 
 Стороны измучены, все аргументы выложены по нескольку раз. Полный тупик. 
Ласково улыбаясь, Крючков просит разрешения побывать у Кармаля завтра в надежде 
на то, что утро вечера мудренее. Уставший переводчик кое-как растолковывает 
смысл поговорки уставшему лидеру. Лидер с безразличным видом соглашается. 
 Во второй половине дня к Кармалю направляется внушительная депутация: министры 
обороны, внутренних дел и государственной безопасности. Они без околичностей 
говорят Кармалю, что он должен уйти. Кармаль ведет себя с ними демонстративно 
грубо, но это уже демонстрация отчаяния. Ни народ, ни партия в защиту своего 
лидера не поднялись. 
 Кармаль сдается. Пленум ЦК НДПА принимает его отставку. Генеральным секретарем 
партии избран Наджибулла. 
 На следующий год, после многих унижений в обид, Б. Кармаль оказался в 
политической ссылке. В Москве, которую последний раз он видел, будучи 
руководителем афганского народа, государства и правящей партии. Ему дали 
большую меблированную квартиру в новом доме, на Миусской площади, большую 
старую дачу в Серебряном Бору, где когда-то доживал свои годы в изгнании Ван 
Минь. Регулярно поступало пособие от советского Красного Креста и нерегулярно - 
пенсия от ЦК НДПА. Была охрана КГБ, медицинское обслуживание 4-го управления 
Минздрава СССР, автомобиль из цековского гаража и еда из цековского 
распределителя. 
 Кармаля не запугали, не подкупили и не закормили, хотя он несколько растолстел.
 Он не скрывал своей неприязни - от ядовитой насмешки до брызгающей слюной 
инвективы - к Наджибу и своим бывшим соратникам, предрекал им ужасную судьбу, 
оплакивал участь своего народа и - рвался в Афганистан. В советских вождях он 
разочаровался глубоко и бесповоротно, не верил им и ничего не ждал от них. 
Высказывался в их адрес тем не менее осторожно, предпочитая вообще обходить эту