афганские дела далеко не последнюю роль. Он досконально знал особенности 
обстановки в Кабуле, был лично знаком со всеми деятелями режима и пользовался у 
них неоспоримым авторитетом. Обладал Владимир Александрович и незаурядным 
умением находить выход из сложных ситуаций. 
 Крючков вылетел в Кабул поздно ночью с 1-го на 2 мая. Его полномочия не 
ограничивались - Кармаль должен был уйти без шума, с соблюдением приличий, 
которые в то время были приняты в подобных случаях в странах социализма. 
 Кармаль был встречен в аэропорту Кабула полутора сотнями школьников об этом мы 
узнали по телефону вечером 1 мая. Кармаль был неспособен оценивать подлинные 
масштабы своей популярности. Позаимствованная в Советском Союзе система 
возвеличивания сыграла свою недобрую роль - ликующие толпы демонстрантов с 
портретами любимого вождя, портреты вождя в присутственных местах, крикливые 
плакаты, здравицы в честь лидера на всех партийных и государственных 
мероприятиях, густая лесть официальных советских посланцев железным занавесом 
отрезали руководителя и от народа, и от партии, которую он возглавлял. Полторы 
сотни школьников от многомиллионного города могли бы заставить задуматься 
человека, менее ослепленного собственным величием. Кармаль приписал происшедшее 
плохой погоде и проискам своих соперников. И то и другое, несомненно, было. Но 
было еще и абсолютное равнодушие народа и рядовых партийцев к лидеру афганской 
революции и ко всем делам высшего руководства. 
 Оппоненты лидера были в явном и неоспоримом большинстве, за ними маячила тень 
могучего Советского Союза и стояли совершенно реальные советские танки. 
"Ограниченный воинский контингент" в эти дни в повышенную боевую готовность, 
однако, не приводился. Соотношение сил было настолько неравным, что речь шла не 
о возможности вооруженной схватки, а лишь о предотвращении публичного 
политического скандала. 
 Крючков был знаком с Кармалем давно и знал его гораздо лучше, чем кто-либо из 
советских в Кабуле или в Москве. Если афганец способен кому-либо доверять, то 
Кармаль доверял Крючкову. 
 Утром 2 мая, не отдохнув после утомительного, с посадкой в Ташкенте, перелета, 
Крючков направился в государственный дворец для беседы с Кармалем. 
 В большом, скупо освещенном и мрачном зале посланца Москвы ждал лидер 
Афганистана. Традиционное троекратное объятие, столь же традиционное 
осведомление о здоровье друг друга и непременная передача приветов и наилучших 
пожеланий от М. С. Горбачева, других советских руководителей. (В депешах в 
Москву можно было по небрежению или умыслу опустить любой существенный момент 
беседы, но ритуальные приветы советских руководителей и искренняя 
признательность приветствуемого за внимание к нему обязательно присутствовали в 
каждом сообщении. Это как бы придавало особый вес, отблеск государственного 
величия даже пустым протокольным разговорам.) 
 В первых же фразах, произнесенные хозяином дворца, прозвучала некоторая 
угрожающая двусмысленность. "Благодаря заботам советских докторов чувствую себя 
прекрасно. Я совершенно здоров и понимаю, что многих это раздражает". Крючков 
сделал вид, что уж он-то никак не входит в число тех, кого огорчает крепкое 
здоровье его дорогого афганского друга, и начал издалека, с последних 
разговоров с Кармалем в Москве. 
 - Мы знаем, - задушевной скороговоркой лилась речь московского посланца, - что 
в афганском руководстве возникли определенные трудности. Вы, товарищ Кармаль, 
переживаете это, у вас нет душевного спокойствия. В Москве стало известно о тех 
беседах, которые в недавнем прошлом были у вас с вашими ближайшими соратниками. 
(Надо бы говорить не о беседах, а об острейших схватках, но тональность 
разговора требовала деликатности.) Наши руководители решили поговорить с вами 
как с большим и искренним другом, интернационалистом, патриотом, соратником по 
борьбе, который всегда ставил общие интересы выше личных. 
 Ласковая речь струилась ручейком, переводчик вошел в роль и передавал 
крючковские интонации. Лицо Кармаля темнело. 
 - Москва рассчитывает, что инициатива в решении организационного вопроса будет 
исходить от вас, товарищ Кармаль. ("Организационный вопрос" на партаппаратном 
языке означает снятие или назначение ответственного лица. Афганцы переняли этот 
штамп у наших партийных советников.) Это будет полезным для общего дела и для 
вас. Вы будете принимать по-прежнему активное участие в делах страны и сможете 
вновь и вновь убеждаться в любви к вам советских друзей. 
 В зале тихо, на столе остывает зеленый чай, тонко пахнущий кардамоном, тема 
любви, дружбы, преданности звучит проникновенно и искренне. Могло показаться, 
что Кармаль начинает размякать, что вот-вот он поднимется из-за стола, смахнет 
невольную слезу, обнимет своего дорогого советского друга и согласится все 
сделать так, как велела Москва. 
 - Верующий мусульманин почитает Бога, его Пророка и четырех праведных халифов, 
- заговорил Кармаль. - Мои чувства к Советскому Союзу, его руководителям близки 
к этому почитанию. Это принципиальная установка моей жизни. 
 Кармалю свойственно многословие, разжевывание простых мыслей, склонность к 
метафоре. Сегодня истертые слова в устах Кармаля прозвучали необычно - жестко, 
сухо, неприязненно. Он сдерживал себя, но голос звучал все громче, а фразы 
становились отрывистее и резче. 
 - Вся информация, которую направляли в последнее время в Москву посол и 
представитель КГБ, является ложной! 
 Сейчас для него, Кармаля, стало совершенно ясным, что приглашение в Москву 
было частью заговора, его удаляли из Кабула для того, чтобы развязать руки 
заговорщикам - Нуру, Кештманду, Наджибу и Зераю. Кармаль не отрицает, что в 
Москве были достигнуты определенные договоренности, но тогда он многого не