один шпион не может избежать просчетов. 
 Рука ЦРУ ощущалась и в публикациях некоторых индийских газет. Мы, разумеется, 
платили той же монетой. 
 Я помню имена некоторых американских коллег, работавших в мое время. В архивах 
есть их полные списки, но у меня нет желания ни прибегать к архивным материалам,
 ни называть их имена. Так же, как и мы, они старательно и не всегда удачно 
делали свое дело. Они были инструментом политики своего правительства, мы 
проводили политику (своего государства. Обе стороны были правы. 
 Наша служба отслеживала американских разведчиков, выявляла их агентуру и 
контакты, анализировала состояние их отношений с сослуживцами и "чистыми" 
дипломатами, интересовалась их привычками, финансовыми делами. Задача нелегкая, 
но выполнимая. Накопив достаточный объем данных, мы анализировали их и 
определяли, есть ли основания предложить американцу сотрудничество с советской 
разведкой. Был и другой вариант - компрометация активного разведчика по 
возможности с последующей пропагандистской шумихой. Первый вариант был 
несравнимо выгоднее. Цель второго скромнее - нанесение политического урона 
противнику и временная дезорганизация работы его резидентуры. Кроме того, в 
случае скандала с американским разведчиком местным спецслужбам волей-неволей 
приходится усиливать работу по резидентуре ЦРУ, у посла США появляются 
основания быть недовольным своим резидентом. Испорченные отношения с послами 
парализовали не одну резидентуру и ЦРУ, и КГБ. Это правило. 
 Незадолго до моего приезда в Дели было проведено мероприятие в отношении 
молодого американского разведчика Л-на, который помимо прочих занятий 
специфического свойства вел разработку советского гражданина. Планировался 
первый вариант. Для беседы с Л-ном из Москвы прибыл тоже молодой, но уже 
высокопоставленный работник Центра, прекрасно владеющий английским, уверенный в 
себе, имеющий репутацию специалиста по американцам. Беседа продолжалась долго и 
давала основания рассчитывать на успех. Утром следующего дня, однако, посол США 
явился с гневным протестом к послу СССР. Попытка сорвалась, Л-н еще долго 
работал в Азии и Африке, но, насколько припоминаю, контактов с советскими 
людьми избегал. Что же, не каждый день приносит удачу. Нужны терпение и труд. 
 Жизнь в напряженном режиме становится привычной. Появляется возможность читать,
 заниматься спортом. Приобщаюсь к теннису, читаю поздно по вечерам. Судя по 
сохранившимся выпискам за 1973 год, это преимущественно книги об Индии, Китае и 
США: "Азиатская драма" Мюрдаля, "Открытый секрет. Политика Никсона-Киссинджера 
в Азии", "Сборник статей по арабо-израильским отношениям", "Прогресс и 
разочарование" Р. Арона, "900 дней" Солсбери, "Невидимые империи" Л. Тернера, 
"Долгая революция" Э. Сноу, "Классовая структура и экономическое развитие в 
Индии и Пакистане" А. Медисона, "Последние дни британского раджа" Л. Мосли, 
"Политика китайско-индийской конфронтации" М. Рама, "Приближающееся 
столкновение" Стефенсона, "Говорящее дерево" Р. Лэнноя и т. п. (Смотрю свои 
старые заметки, пишу и думаю - то ли я очень быстро читал, то ли у меня было 
гораздо больше времени, чем сейчас вспоминается.) С наступлением сезона езжу на 
утиную охоту. Утиные болотца разбросаны на очень небольшом расстоянии от Дели. 
Час на дорогу, полтора-два часа в камышах и час обратно. Без добычи возвращаюсь 
редко. Очень нравилась сама обстановка этих маленьких экспедиций, красота 
солнечного заката в дремотной сельской местности, холод зимнего утра и птичье 
многоголосье. Мне до сих пор кажется, что трубный с переливом крик индийских 
журавлей (мы их никогда не стреляли) и перекличка гусиной стаи относятся к 
числу самых приятных для человеческого уха звуков. 
 К концу пребывания в Индии стрельба перестала нравиться. Стало стыдно губить 
живое. Лучше было тихо стоять в камышах и наблюдать стремительный и изящный 
утиный полет. 
 Мне повезло с резидентом. Я. П. Медяник обладал недюжинным оперативным чутьем, 
умел разбираться в людях и сразу же располагал к себе дружелюбием и, что важно 
в человеческом общении, искренним и нескрываемым интересом к собеседнику. Ведь 
люди так мало интересуются друг другом и так нуждаются в бескорыстном и добром 
внимании. Мы подружились, хорошо работали вместе, иногда спорили. Яков 
Прокофьевич считал себя спорщиком и с удовольствием вспоминал, как однажды 
заспорил с самим Андроповым, да так горячо, что председатель даже упрекнул его 
за это. Я тоже частенько и помимо своей воли ввязывался в споры. У нас все 
кончалось мирно, а ход событий, случалось, доказывал мою неправоту. 
 Примерно раз в месяц Медяник и я направлялись в какой-либо из близлежащих 
ресторанов, обычно в барбекью, расположенный во дворе отеля "Ашока". Жареное 
мясо, лепешки, салат - и наслаждайся жизнью. Было в этих вылазках некоторое 
нарушение оперативных порядков. Сотрудникам резидентуры настоятельно 
рекомендовалось не демонстрировать внешнему миру свое близкое знакомство. Один 
из демаскирующих моментов - принадлежность к компании установленных разведчиков.
 Этот признак фигурирует во всех известных мне наставлениях иностранных 
контрразведок. 
 Мои подчиненные оказались знающими, добросовестными и работящими офицерами. 
Однако в 1972 году пришлось расстаться с одним из них при очень неприятных 
обстоятельствах. Было замечено, что этот человек, обладающий отличными 
способностями, свободно владеющий английским и без акцента говорящий на 
хиндустани, связался с группой нечестных дельцов и стал использовать посольские 
возможности для контрабандного ввоза товаров. Это во все времена расценивалось 
в нашей службе как совершенно недопустимое явление. Работника уволили. Он 
пытался покончить жизнь самоубийством, но выжил, нашел новую работу и доволен 
своим положением. Мне до сих пор досадно, что мы не заметили и не пресекли его 
проделки вовремя, когда можно было спасти человека для службы. Помешало уже