для нашего слуха 
звуки китайских слов. Неужели это возможно осилить, и в итоге получить заветный 
диплом переводчика? Как показывала практика, в каждом отделении находился 
кто-то, у кого «ехала крыша». Бедолагу отчисляли из стен училища «по состоянию 
здоровья» и ему приходилось покидать нашу компанию.
 ...Китайский солдат стоит троих европейских. И хотя по технической 
оснащенности он уступает, его выносливости остается только позавидовать. 
Получив свою горсть риса в день и запив чаем, он способен весь день провести на 
ногах, совершая многокилометровые марши по горам, пустыне, тайге и болотам. Их 
подготовка для нас — идеал, и мы пытаемся к ней приблизиться. Иначе после нашей 
переброски к ним, конец наш может наступить строго по времени, то есть после 
выполнения поставленной задачи, если не удастся самостоятельно выпутаться из 
«истории». Поэтому мы бегаем и прыгаем, стреляем и взрываем, днем и ночью, в 
дождь и снег. Часами учимся, не обращая внимания на комаров и пиявок, 
неподвижно сидеть в болотах, маскируясь от своих же, ищущих нас. Нас учат 
грамотно убивать, используя спецтехнику и бесшумное оружие, подручные предметы, 
природные яды и свое тело в том числе. Высшим баллом оценивается убийство с 
минимальными затратами, физическими и техническими. Снятие часовых превращается 
в навязчивую идею. И поневоле начинаешь смотреть на человека, стоящего к тебе 
спиной, как на потенциального мертвеца. Впоследствии афганский синдром развил и 
укрепил эту и другие приобретенные на войне «заморочки». 
 «Лучший китаец — мертвый китаец», — кричит на укладке парашютов подполковник, 
заполняя пробелы в нашей идеологической подготовке. Он кричит это от всего 
сердца, но чтобы воплотить его тезис в жизнь, нам нужны солдаты. Поэтому помимо 
нашего обучения, нас самих учат обучать других». Профессор знает все, а не 
преподает ничего, а вы, не зная ничего, будете преподавать все» — шутит майор 
на военной педагогике. Пишем конспекты, проводя учебные занятия со своими 
однокашниками. Год сменяет год. Войсковая стажировка, за ней 4-й курс. 
Госэкзамены. И, наконец, прощальный банкет. Все веселые, подогретые и красивые. 
Новая парадная форма, золотые лейтенантские погоны. Где мы встретимся еще, и 
встретимся ли? Четыре года мы прожили бок о бок. Перед глазами проносятся 
ученья, ночные занятия. Здесь и наряды по кухне, когда вчетвером надо было 
перемыть около трех тысяч тарелок, мисок и бачков. Или втроем начистить ванну 
картошки помимо иных кухонных дел. Навсегда остались в памяти учения со школой 
МВД. На площадке приземления они ждали нас с собаками и налегке. Преследовали 
нас, пока мы не ушли от них в глухие Мещерские болота. Трое суток тогда 
пронеслись как три часа. На еду времени почти не было. На каждом этапе 
«мвдэшники» меняли своих уставших собратьев. Нас же не менял никто.
  Отойдя немного от патетики воспоминаний, выдавливающих мутную слезу, 
предлагаю обратиться к комической стороне курсантской жизни. Надо прямо сказать,
 что и служба офицера в девятой роте была отнюдь не простой. Курсант зачастую в 
некоторых вопросах подготовлен не хуже, чем его командир. Это налагает особый 
отпечаток на общение курсанта и офицера, которому не дай Бог подставиться. 

  С. Козлов 
  Разведчик должен уметь... 

 Как то, когда я был курсантом второго или третьего курса, к нам из ГРУ приехал 
майор Макаров. Встречаясь с нашим взводом, он поинтересовался нет ли среди нас 
нарушителей воинской дисциплины. Не задолго до его приезда кто то, уже не помню 
кто, залетел с пьянкой. Его и подставили отцы-командиры. Мы думали, что в 
несчастного будут метать «гром и молнии», но Макаров неожиданно сказал: «Ну что 
же Вы товарищ курсант, пить совсем не умеете, попадаетесь? Как же Вы дальше 
служить думаете? А если Вам придется встречу с Вашим резидентом организовывать? 
Не знаю нужны ли нам такие курсанты». В его словах конечно была бездна иронии, 
но и здравый смысл, безусловно присутствовал. Разведчик кроме употребления 
спиртных напитков в больших количествах без потери сознания должен еще уметь 
многое.

 Например, изготавливать легализационные документы

 К Андрюхе Тарасову, с которым мы дружили, приехали родители. Недавно 
назначенный командир девятой роты капитан Вылегжанин откровенно морочил ему 
голову. Нет он был не против того, чтобы курсант четвертого курса Тарасов 
встретился с родителями и провел с ними вечер буднего дня. Просто ротный хотел 
потрепать Андрюхе нервы. Надо сказать, что это у него получалось. Сначала он 
сказал, что отпустит Тараса в одно время со всеми увольняемыми четвертого курса 
и не раньше. Но когда Андрей сказал, что приехал отец, который просил отпустить 
его сразу после самоподготовки, Вылегжанин вроде бы пошел навстречу и сказал, 
чтобы Андрюха переодевался в парадную форму одежды, а затем предстал пред его 
светлые очи. Отец Андрея был полковником и служил тогда кажется в ГРУ. Когда же 
Тарас переодевшись начал искать ротного, его нигде не оказалось.
 Уже не помню зачем именно Андрею надо было уйти на час раньше, но он здорово 
психовал. Подойдя ко мне, он сказал: «Козлевич, я сейчас свалю и будь, что 
будет!». На Тараса, который в увольнение-то почти не ходил потому, что было 
лень, это похоже не было.
 «Погоди, возьми для отмазки хоть увольнительную. Вдруг на патруль нарвешься»,
 — посоветовал я.
 Нашли у кого то чистую увольнительную с печатью и заполнили ее. Оставалось 
только расписаться за ротного.
 Дело это было не очень простым. Ротный расписывался по-немецки и с левым 
наклоном. Однако я уже освоил и его автограф, как в общем и подписи других 
офи