к 
недозволенным методам, в которых необоснованно обвиняли КГБ. В идеале 
контрразведка должна быть настолько эффективной, чтобы действовать 
профилактически и не доводить дело до шпионских процессов. Но, видимо, «громкие 
дела» время от времени нужны самим спецслужбам, чтобы продемонстрировать свою 
нужность и полезность. В случае с Люгрен стремление разоблачить Советский Союз 
как «империю зла» было столь велико, что они пренебрегли элементарной проверкой.

102
    Ради справедливости должен отметить, что норвежская контрразведка не 
относилась к числу худших. Она работала в целом активно и профессионально. За 
время моей работы в Норвегии в ней никогда не применялись столь жесткие метода 
воздействия, какие, например, практиковали американские и английские спецслужбы.
 Исключение составляет случай с Арне Трехолтом, о котором я расскажу ниже.
    Одной из причин того, что норвежские спецслужбы крупно оскандалились в 
«деле Люгрен», был «сигнал» от перебежчика Голицына, работавшего раньше в 
советской контрразведке. Лично я его не знал, но слышал, что еще в 50-е годы он 
высказывал неудовлетворение своим служебным положением, считал, что руководство 
и коллеги его недооценивают. Он даже писал письма Сталину с критикой стиля и 
методов работы конкретных сотрудников. О реакции Сталина мне неизвестно, но я 
знаю, что, находясь в Финляндии, Голицын встал на путь измены и выдал 
американским спецслужбам нескольких агентов.
    Голицын сообщил якобы, что у КГБ есть «женщина в норвежском посольстве», о 
чем американцы проинформировали своих норвежских коллег. Но предатель не знал 
ни ее имени, ни положения. Мы подозревали также, что другой перебежчик из 
советской контрразведки — Носенко, не вернувшийся из Швейцарии в 1964 году, — 
мог сообщить на Западе некоторые сведения. Женщина, которая работала на нас в 
норвежском посольстве в Москве, как выяснилось через много лет, вовсе не носила 
имя Ингеборг Люгрен.
    Еще один изменник — Гордиевский, сбежавший в Великобританию в 1985 году, — 
претендует на то, что якобы выдал Западу подлинную «женщину КГБ в норвежском 
посольстве» — Гунвор Галтунг Ховик, а также дал наводку на блестящего 
норвежского дипломата и политика Арне Трехолта. Гордиевский не устает публично 
похваляться этими «достижениями».
    Откровения предателя являются чистым вымыслом. Когда Ховик была арестована 
в Осло в январе 1977 года, Гордиевский работал в Копенгагене. Никакого 
отношения к норвежским делам ни до того, ни после он не имел. О жестких 
правилах конспирации в разведке я уже говорил.
    К информации Гордиевского следует относиться скептически. Он еще 
преподнесет своим хозяевам немало неприятных сюрпризов. Он уже их преподносит. 
Благодаря публицистическим исповедям предателя КГБ в глазах многих наблюдателей 
из организации с чуть ли не сверхъестественными возможностями внезапно 
превратился в проходной двор без какой-либо дисциплины и конспирации, где 
офицеры только и делают, что на каждом углу рассказывают друг другу об 
иностранной агентуре. Провокаторская роль Гордиевского начинает разоблачаться, 
в том числе в судебном порядке, о чем я скажу несколько ниже.
103
    Что касается Ховик, то Гордиевский неоднократно и публично заявлял, что 
именно он выдал ее. В своей же последней книге, вышедшей в Англии в феврале 
1995 года, он вдруг дает обратный ход. Почему? Думаю, что по совету норвежских 
и взаимодействующих с ними других западных спецслужб. Показания Гордиевского и 
так уже перестали вызывать доверие, и полная дискредитация его как «свидетеля» 
может привести к пересмотру дела Трехолта, сфабрикованного на основе ложных 
показаний «анонимного источника».
    Норвежская контрразведка не намерена делиться с Гордиевским «славой» в 
выявлении Ховик как агента КГБ. Она якобы самостоятельно вычислила ее и 
осуществила захват, о чем бывшие норвежские контрразведчики написали немало 
мемуаров. Гордиевский вынужден корректировать свои прежние откровения. В своей 
новой книжке он пишет, что впервые узнал имя Ховик лишь после ее ареста в 1977 
году. До этого же, мол, ему удалось разузнать через своего сослуживца в 
Копенгагене Вадима Черного и передать англичанам псевдоним агента-женщины в МИД 
Норвегии — «Грета», а также данные о наличии «еще более важного источника» в 
этом министерстве. Прикрываться именем своего бывшего коллеги, ныне умершего, — 
типичный прием для предателя.
    После ареста Ховик в Центре была создана комиссия по расследованию причин 
ее провала. Как всегда в таких случаях, стопроцентно установить их невозможно. 
Но всегда нужно исходить из того, что версия контрразведки о предшествовавших 
аресту обстоятельствах направлена на введение в заблуждение спецслужбы 
противника. В случае с Ховик она сводилась к тому, что на «Грету» вышли путем 
слежки за сотрудником советской разведки. Версия была заведомо ложной.
    Наше расследование показало, что утечка информации скорее всего произошла 
на стадии реализации материалов, поступивших от Ховик. Это подтвердилось 
разоблачением американского агента в управлении планирования внешнеполитических 
мероприятий МИД СССР Огородника (прототип известного «Трианона» из романа 
Юлиана Семенова «ТАСС уполномочен заявить...») в 1978 году. Огородник, имевший 
доступ к некоторым материалам разведки, предназначенным для доклада министру, 
передавал их ЦРУ и после задержания покончил жизнь самоубийством, приняв яд.
    Независимо от того, кто дал наводку на Ховик, норвежская контрразведка и 
прокуратура должны были проверить подлинность высказываний их основного 
«анонимного свидетеля из рядов КГБ» по делу Трехолта. Это дело задним числом