и кадрами. Он поинтересовался у меня, как 
я посмотрю на то, чтобы стать журналистом?
    Непросто было не растеряться перед лицом авторитетной комиссии из семи 
человек. Был риск вызвать немилость со стороны ее председателя, который считал 
свою профессию и новый журнал самым важным в данный момент. Но я решился и 
прямо сказал, что журналистика меня не интересует.
    Лодка не перевернулась. Л.Ф.Ильичев молча смотрит в подготовленные 
институтом предложения. «МИД СССР, — произносит он, уступая строптивому 
выпускнику. — С направлением на работу в посольство в Норвегии».
    Норвегия? В институте я выучил немецкий язык, а направляют в Норвегию, о 
которой я почти ничего не знаю. А впрочем, почему бы и не Норвегия?
    Мы с Валентиной прекрасно провели отпуск в таганрогских «субтропиках». Во 
всяком случае, на ближайшее будущее имелась какая-то определенность. По 
возвращении в Москву я сразу же позвонил из телефонного автомата в отдел 
Скандинавских стран МИД и сообщил о готовности приступить к работе. И тут мне 
сообщают, что из-за опечатки в приказе о моем назначении вместо фамилии Грушко 
написано Глушко. Смех сквозь слезы! А ведь ситуация очень серьезна: приказ 
подписан самим Молотовым. Неужели будет перераспределение?
    Слава Богу, кадровики нашли поистине «дипломатическое» решение. Издается 
новый приказ по министерству: «Вместо ранее упомянутого Глушко назначить на 
должность стажера посольства СССР в Норвегии Грушко Виктора Федоровича. В. 
Молотов». Наконец-то я в МИД. Единственная имеющаяся в наличии сотрудница 
норвежской референтуры Жданова (кстати, мать ставшего впоследствии известным 
переводчика норвежской литературы Льва Жданова) сидит в одиночестве, буквально 
заваленная различными материалами. «Почитайте все это и через месяц 
отправляйтесь в Осло», — напутствует она.
    Как начинающему дипломату, мне выдали деньги на экипировку, которых в обрез 
хватило на покупку плаща и шляпы. Я заказал билеты, и мы с Валентиной 
отправились в путь на поезде и пароходе через Финляндию и Швецию. Оба впервые 
оказались за пределами Советского Союза. Весь багаж состоял из тощего 
чемоданчика, сиротливо лежавшего на багажной полке. Уже в Хельсинки у нас 
возникло ощущение, что мы попали в другой мир. Атмосфера была совершенно иной, 
люди по-другому одеты, все звуки и запахи чужие, не говоря уже о языке. Но 
Финляндия поддерживала особые отноше-
30
ния с Советским Союзом и, во всяком случае, не была враждебной страной. Что-то 
будет впереди? Когда в августе 1954 года мы прибыли в Осло, то ступили на 
территорию страны — союзницы по НАТО нашего главного противника — США. С этого 
момента я становился одним из официальных представителей Советского Союза. На 
душе было тревожно. Ведь я находился на передних рубежах фронта холодной войны, 
где должен был твердо отстаивать национальные интересы своей страны.
    Реальность, разумеется, оказалась намного сложнее. Во взаимной официальной 
пропаганде Норвегия и Советский Союз обвиняли друг друга во враждебности, но 
норвежцы вовсе не были настроены по отношению к нам неприязненно. Несмотря на 
пропагандистские усилия правых сил Норвегии и американцев, большинство из них 
хорошо помнили, что русский, советский солдат ступал на норвежскую землю только 
как освободитель. Здесь ценили и то, что, освободив Северную Норвегию от 
немецких оккупантов, Красная Армия немедленно вернулась на свою территорию. С 
советской стороны также проявлялось желание сохранить более дружеские отношения 
с Западом в целом и с Норвегией в частности. Первые пробные шары были 
фактически запущены Сталиным еще в 1951 году, но попытка оказалась чрезмерно 
осторожной. К моменту моей командировки в Норвегию И.В.Сталина уже год не было 
в живых и новое руководство СССР во главе с Хрущевым начало проявлять признаки 
более открытой дипломатии, хотя догматические подходы старой гвардии 
по-прежнему давали о себе знать.
    Колебания в температуре отношения советской дипломатии к Западу 
чувствовались и в нашем посольстве все годы моего пребывания в Осло. На один 
момент я сразу же по приезде обратил внимание. В задачу любого дипломата входит 
изучение настроений и подходов к его государству в стране пребывания. Чем 
больше открытых каналов такого изучения, тем наблюдения и выводы ценнее для МИД.
 У меня сложилось впечатление, что многие советские дипломаты довольно 
легковесно подходили к этой работе, лишь бы что-нибудь отписать в Центр без 
глубокого и объективного анализа.
    Частично это объяснялось языковыми проблемами, поэтому я немедленно 
бросился изучать норвежский. К тому же из первой беседы с послом Георгием 
Петровичем Аркадьевым стало ясно, что передо мной такая задача ставится как 
первоочередная. Начались долгие часы занятий с норвежским преподавателем 
Иверсеном.
    Параллельно нам с Валентиной предстояло освоиться в советской колонии, как 
принято было тогда говорить. Впервые у нас появилась комната, пусть одна, но 
своя. Скоро наше семейство пополнилось: уже в первый год пребывания в Норвегии 
родился первенец — Александр. Комната находилась в достаточно престижном районе,
 на улице Драмменсвейен, 97, неподалеку от советского посольства.
31
    Раньше в этом здании размещалась гостиница «Роза». Говорят, что во время 
войны нацистские офицеры устроили в ней бордель. Теперь же, естественно, ничто 
не напоминало о прежних временах. На первом этаже живущие в доме сотрудники 
нашего посольства устроили маленький кинозал, в котором демонстрировались 
отечественные и зарубежные фильмы. Всего в Норвегии, включая жен и детей, 
находилось около ста советских граждан — сотрудники посольства, торгпредства, 
ТАСС и вспомогательный персонал. Постепенно я пристрастился к кино. Кинозал 
использовался и как место собр