учебы в институте хорошо изучил английский язык и американскую действительность.
 Маленького роста, с утиным носом и большими глазами, которые при разговоре с 
собеседником медленно вращались, как параболические антенны, он быстро сходился 
с людьми. Вид у него был солидный, и он вполне сходил за средней руки 
американского бизнесмена.
 Семенов легко устанавливал контакты с американцами и иностранцами, умело 
разрабатывал и вербовал их. Он поддерживал хорошие деловые отношения с агентами 
и искусно руководил ими, хотя на связи у него были весьма трудные и неуживчивые 
«секретные помощники».
 Я помогал Семенову в работе с агентурой: принимал от него документальные 
материалы, которые он получал от агентов, а затем возвращал их ему, когда явка 
завершалась. Отснятые пленки я проявлял, внимательно прочитывал их, составлял 
аннотацию, которую потом он включал в отчет о встрече с агентом для отправки в 
Центр. На следующий день он обычно приходил в генконсульство, где я передавал 
ему пленку с материалами, а он, в свою очередь, рассказывал мне в общих чертах, 
как прошла очередная встреча. Это было весьма полезное партнерство.
 Семенов остался доволен моей помощью, которая освобождала его от лишней траты 
времени, а главное — подстраховывала и повышала продуктивность работы. Я же был 
благодарен ему за то, что он щедро делился со мной своим опытом.
 Запомнились мне его рассказы о работе с агентом по кличке «Хват». Опытный 
химик, он трудился на одном из заводов компании «Дюпон», передавал нам 
материалы по нейлону и новейшим видам пороха. Был до мозга костей аполитичным 
человеком. Свое кредо он неоднократно выражал в таких словах: «Для меня 
одинаковы демократы, республиканцы, фашисты, коммунисты. Я встречаюсь с вами 
потому, что мне нужны деньги, чтобы построить дом, дать образование дочери, 
хорошо ее одеть и удачно выдать замуж».
 «Хват» приходил на встречу и, показывая пакет с материалами, обычно заявлял:
 — Давай тысячу долларов, тогда получишь.
 В ответ Семенов спокойным тоном отвечал, что он не может платить такие большие 
деньги, не показав сначала «кота в мешке» специалистам и не получив их 
заключения: представляют ли документы для нас интерес или нет. Торг обычно 
занимал минут двадцать — тридцать. В итоге договаривались, что Семенов 
немедленно выдает аванс в две сотни долларов, а через четыре часа возвратит 
материалы с дополнительной суммой в зависимости от ценности сведений.
 «Хват» сердито ворчал, но соглашался с предложением, ибо не хотел возвращаться 
домой с пустыми руками. В то время, как я обрабатывал материалы, Семен Маркович 
за ужином в ресторане проводил с агентом беседу. Когда «Хвату» возвращали 
документы, то дополнительно в конверте вручались двести или триста долларов. 
Получив в общей сложности в два раза меньше, чем он первоначально заламывал, 
агент приходил в ярость:
 — Вы обманщики, жулики, бандиты, прохвосты. Я прекращаю с вами все отношения!
 И быстрыми шагами уходил. Разведчик, догоняя агента, на ходу старался 
успокоить его и повторял ему условия очередной встречи через месяц, но агент, 
казалось, никак не реагировал на это.
 Семенов рассказывал, что после встреч с «Хватом» он приходил домой вконец 
измотанным и в течение многих часов не мог успокоиться, так как не знал, придет 
агент на очередную встречу или нет. Но тот приходил, и все начиналось сначала.
 На мое замечание, что, может быть, следовало платить «Хвату» столько денег, 
сколько он просил, чтобы улучшить отношения с ним и избежать нервотрепки, 
Семенов ответил:
 — Во-первых, «Хват» — рвач, и, во-вторых, — это самое главное — Квасников и я 
считаем, что если мы будем выплачивать агенту значительно большее 
вознаграждение, то он быстро построит дом, сделает необходимые накопления и 
прекратит сотрудничество с нами…
 Центр такую позицию в работе с «Хватом» одобрял.
 В конце 1943 года Семенов обнаружил за собой усиленное наружное наблюдение. Он 
перестал выходить на встречи с агентурой. Однако слежка не прекращалась. По 
указанию Центра Семенов был отозван в Москву после пятилетней активной 
деятельности в США. Впоследствии его командировали во Францию, где он успешно 
вел разведывательную работу. Но когда в 1950 году началась чистка МГБ от лиц 
еврейской национальности, Семенова, который был евреем, уволили из министерства,
 не приняв во внимание его прекрасный послужной список.
 Он пошел работать переводчиком в издательство «Прогресс» и быстро стал 
мастером своего дела — способный человек нигде не пропадет!
 Активным сотрудником нью-йоркской резидентуры был мой однокашник по 
разведывательной школе Анатолий Антонович Яцков. В семнадцатилетнем возрасте он 
приехал в Москву, работал чернорабочим на стройке, затем слесарем, жил в бараке.
 В 1937 году окончил Московский полиграфический институт.
 В США Яцков приехал, зная лишь французский язык, но благодаря способностям и 
упорству очень быстро, за какой-нибудь год, выучил английский. Каждый день он 
вел прием посетителей. Так же как и я, был определен на научно-техническое 
направление резидентуры. Кроме того, он выполнял ряд заданий резидента по 
другим линиям, К разведывательной работе относился серьезно, все аспекты 
предстоящих встреч с агентами всесторонне продумывал. По складу характера любил 
основательно помозговать, но тугодумом его назвать было нельзя. Ум у него был 
острый, мысли оригинальные. Яцков был связан с агентами по атомной проблеме. 
Работа велась через связников, с которыми Яцков встречался в городе. Некоторая 
часть копий документов передавалась в тайнописи, и Яцкову приходилось долго 
возиться с реактивами, а затем разгадывать проявившийся английский текст, в 
котором нередко трудно было прочитать не только отдельные буквы, но и целые