справедливой критике, после чего провинившиеся сразу начинали работать более 
активно и продуманно. Сильной стороной резидента мы считали его огромный опыт 
оперативной работы, в том числе в нелегальных условиях, и его блестящий 
профессионализм. Он имел много связей среди иностранцев, успешно вербовал 
агентов. Лично работал с самой важной агентурой. Беседы, указания, товарищеская 
критика Зарубина, а самое главное — его практическая деятельность помогали 
развить у молодых сотрудников самостоятельное оперативное мышление, воспитывали 
сознательное отношение к работе, желание отдать все силы и знания для успешного 
выполнения поставленных задач.
 Проявляя огромную активность, Зарубин, видимо, не всегда уделял достаточное 
внимание зашифровке своих действий. Его деятельность стала известна ФБР. В 
конце 1944 года он был объявлен «персоной нон грата» и вынужден выехать в СССР.
 Под непосредственным руководством генерал-майора Зарубина нью-йоркская 
резидентура, по оценке Центра, проделала серьезную работу по проникновению в 
правительственные учреждения и на военно-промышленные объекты США. Это 
позволило разведке получить ценную документальную информацию, касавшуюся 
новейших видов оружия, военно-политических планов, в том числе послевоенного 
переустройства мира.
 За заслуги перед Родиной Зарубин был награжден орденом Ленина, тремя орденами 
Красного Знамени, орденом Красной Звезды и знаком «Почетный сотрудник 
государственной безопасности», многими медалями. Умер он в 1972 году.
 Центр долго не мог прислать на место Зарубина равноценную фигуру. Обязанности 
резидента исполняли сотрудники, которые не обладали большим оперативным опытом, 
умением работать с людьми. А это было так нужно, ибо условия для советской 
разведки в Соединенных Штатах ухудшались с каждым месяцем.
 Около года резидентом оставался Степан Апресян. В органы разведки он пришел в 
1932 году. В Нью-Йорк Апресян приехал в возрасте тридцати пяти лет. Сотрудники 
резидентуры уважали его за эрудицию и добрый, покладистый характер. Его старший 
брат, нарком внутренних дел одной из Среднеазиатских республик, в 1938 году был 
арестован и расстрелян. Степан тоже угодил под арест. Через год брата посмертно 
реабилитировали.
 Апресяна тут же освободили и вновь направили в разведку. Он был талантливым 
лингвистом. Иностранные языки изучал неимоверно быстро, за три-четыре месяца, и 
знал их множество, включая такие трудные, как финский, турецкий, арабский. 
Оперативные документы составлял великолепно: с точки зрения логики, стиля и 
грамматики они считались безукоризненными.
 На связи у Апресяна находился агент, встречи с которым для него стали мучением.
 Расстрел брата, месяцы, проведенные в тюрьме, видимо, не прошли для Степана 
бесследно. Он стал болезненно нерешительным, за несколько дней до встречи с 
агентом начинал нервничать. Это состояние отражалось на всем его облике и 
действиях. Степан весь уходил в себя, невнимательно слушал собеседника. В ходе 
проверки перед встречей беспокойно осматривался кругом, быстро, почти бегом, 
большими шагами передвигался по улицам.
 В 1945 году Степан Апресян был отозван в Москву. В центральном аппарате он 
проработал до пенсионного возраста и вышел в отставку. Затем поступил на работу 
редактором в Издательство литературы на иностранных языках, где его очень 
ценили. Когда в Праге начал выходить журнал «Проблемы мира и социализма», 
Апресяна пригласили туда. Много лет он жил в Чехословакии, считался незаменимым 
сотрудником, так как отлично редактировал издания на многих иностранных языках.
 В резидентуре я чаще всего сталкивался по работе с Л. Р. Квасниковым, А. А. 
Яцковым, К. А. Чугуновым, С. М. Семеновым, М. А. Шаляпиным. Этих очень разных 
людей объединяло одно — все они были беззаветно преданы разведке и нашей Родине.

 Для меня было весьма поучительно наблюдать, как они строили свой рабочий день. 
Их отличали организованность, трудолюбие, умение использовать каждую минуту для 
дела. Я часто обращался к ним за помощью, старался перенять все положительное. 
В целом они сыграли большую роль в моем формировании как разведчика. Поэтому 
хочу кратко рассказать о них.
 В 1942 году в резидентуру прибыл заместитель резидента по научно-технической 
разведке Леонид Романович Квасников. Он родился в 1905 году в семье 
железнодорожника. Работал строителем, помощником машиниста и машинистом. 
Окончил институт, по специальности инженер-механик. Три года учился в 
аспирантуре. В 1938 году его взяли на работу в Иностранный отдел НКВД. Он стал 
одним из основателей научно-технического направления внешней разведки. Находясь 
в резидентуре до конца войны, проявил себя способным руководителем. Много 
времени уделял работе с подчиненными, глубоко и в деталях намечал оперативные 
мероприятия, что во многом способствовало успешной работе разведчиков.
 Квасников считался умелым конспиратором. Особенно большое значение он придавал 
организации надежной скрытой связи с агентурой. Он приучил сотрудников 
беседовать с ним в резидентуре шепотом, не называть фамилии, псевдонимы и 
другие личные данные на лиц, о которых шла речь, а писать все это только на 
бумаге и требовал, чтобы так делали его собеседники. Постоянная забота Леонида 
Романовича о соблюдении конспирации, несомненно, положительно сказывалась на 
работе научно-технической линии. Под его руководством резидентура сумела 
добывать важные разведывательные материалы по использованию энергии атома в 
военных целях, по авиации и реактивной технике, по радарам, компьютерам и 
другой электронной аппаратуре.
 Опытным разведчиком оказался тридцатилетний Семен Маркович Семенов. Он прибыл 
в США в 1939 году. Около двух лет проучился в Массачусетсском технологическом 
институте, после чего его направили на работу в Амторг в Нью-Йорке. За время