Пресбурге телеграмму, посланную Ноэлем, но подпись на ней была явно не его.
 Еще через месяц директор отеля подтвердил, что Рене Киммель действительно 
приезжал и забрал вещи Филда, но кроме него этого Киммеля никто не видел. От 
Ноэля же с того дня, когда он вышел из гостиницы с мужчинами, никаких известий 
не поступало.
 Холодный ветер, приносящий в Женеву в зимнее время мокрядь, весной дуть 
перестает, и город нежится в тепле. Повсюду на улицах цветут каштаны, а в садах 
– цветы и сирень, на водной глади озера – тишина и умиротворение. В воздухе 
разливается особенная мягкость, настраивающая людей на радостное восприятие 
мира. Для Херты же весна 1949 года оказалась немилосердной.
 Херта не отличалась излишней нервозностью. Если и встречаются женщины, крепкие 
душой и телом, то именно таковой она и была, немка по национальности. Ее 
решительность, энергия и мужество неоднократно подвергались различным 
испытаниям и никогда ее не подводили. Но и сильным натурам требуется поддержка, 
которую она ощущала со стороны своего мужа, которым восхищалась, считая за 
честь для себя быть рядом с ним. Она разделяла его идеалы и тайны, трогательно 
заботилась о его лекарствах и кашне. Без Ноэля жизнь для нее теряла смысл.
 Неделя проходила за неделей, а от него не было никаких вестей. В июле 
родственники Херты пригласили ее поехать с ними к морю. Поскольку она на это 
письмо не ответила, они позвонили ей из Парижа. Позже они рассказывали, что 
этот разговор по телефону произвел на них странное впечатление. На вопрос, как 
дела у Ноэля, она ответила, что все хорошо, заявив в то же время, что должна 
быть в Женеве на тот случай, если он позвонит. Такая ее нелогичность их удивила,
 но они почувствовали, что сейчас добиваться подробностей не стоит.
 В Женеве Херта поселилась у своей подруги, которая на некоторое время уехала в 
Рим. Ее уютная квартирка находилась в прекрасном районе города, возвышаясь над 
старой его частью. Время свое она проводила в антикварных магазинах или же 
бродила бесцельно по улицам, все более поддаваясь беспокойству и отчаянию.
 Когда ее приятельница, вдова, возвратилась из своей поездки, от нее не 
укрылась растерянность Херты. Будучи уже долгое время в хороших отношениях, она 
попыталась вызвать подругу на откровенный разговор. Но Херта уклонялась от 
прямых вопросов, как и отказалась от предложенной помощи. Однако та проявила 
настойчивость.
 – Если ты и дальше хочешь быть моей гостьей, – заявила она как-то вечером, – и 
оставаться моей подругой, то я смогу помочь тебе только в том случае, если ты 
расскажешь, что тебя гнетет и что случилось.
 Наконец Херта уступила ее просьбам и излила свою душу:
 – У меня уже давно нет никаких вестей от Ноэля. Видимо, мне надо уехать в 
Прагу. Лучше я окажусь там вместе с ним в тюрьме, чем буду бесцельно бродить по 
улицам Женевы.
 Впервые после исчезновения Ноэля она произнесла это страшное слово «тюрьма». 
Почему у нее возникла такая уверенность, она не сказала, но приняла решение 
собирать чемоданы и ехать в Прагу.
 Со времени отъезда Ноэля из Парижа прошло уже два месяца. Младший его брат 
Герман, архитектор, приехал в Европу для участия в конгрессе архитекторов в 
Бергамо, после окончания которого собирался в Польшу. Два года тому назад он 
проехал с группой американских архитекторов по Восточной Европе, чтобы 
посмотреть, как из руин войны возникают новые здания и города. В Варшаве у него 
имелись друзья.
 Герман заехал накоротке к Херте в Женеву. Сразу же после его отъезда она 
направилась в Прагу. Они договорились, что он после окончания конгресса заедет 
в Прагу, чтобы помочь ей в поисках Ноэля. В конце июля он был у нее. Она сняла 
номер в «Палас-отеле», но поиски пока ничего не дали. Вместе они отправились в 
полицию.
 – Ноэль Филд? – спросили чиновники.
 После этого принялись перелистывать многочисленные бумаги, но ничего не 
обнаружили. Вежливо, с благожелательной улыбкой они заверили, что поиски будут 
продолжаться.
 Херта и Герман не стали обращаться в американское посольство, размещавшееся в 
старом замке над рекой и напоминавшее клетку для кроликов. Над его крышей 
развевался, естественно, американский флаг. Позже Герман объяснил, что они 
поступили так вполне сознательно, полагая, что без официальных протестов и 
лишнего шума им будет легче добиться освобождения Ноэля из когтей неизвестности.

 Через несколько дней Герман отправился в Варшаву, пообещав заехать еще раз в 
Прагу на обратном пути в надежде еще что-то предпринять. Хотя прошло уже почти 
три месяца с момента исчезновения Филда, никто, кроме его брата и жены, об этом 
не знал.
 Из Варшавы Герман написал письмо Эльзи, в котором сообщил, что Херта звонила 
ему 3 августа и просила приехать немедленно. Причину своей просьбы она не 
сказала.
 К лету 1949 года почти все улицы Варшавы были расчищены от завалов и руины 
домов снесены. Город, однако, производил безрадостное впечатление, если не 
считать силы воли варшавян, так и не сломленной войной. Но и она стала сдавать, 
подобно кое-как уцелевшим одиноким строениям, которые рушились на глазах. 
Несмотря на чистое небо и летнюю жару, город дрожал от новых очистительных 
акций и преследований, начавших набирать силу. Если Прага при первых признаках 
опасности ушла в себя и стала холодной и закрытой, то Варшава была охвачена 
нервной дрожью.
 Герман Филд еще выше ростом, нежели его брат, подтянутый, элегантный, не столь