переговорить с министром по очень важному вопросу. Тот посмотрел на меня с 
сомнением, затем стал звонить по телефону. Нас провели в приемную министра, где 
вежливый секретарь спросил, по какому вопросу мы пришли.
 Я попытался объяснить ему, что проблема столь важна, что я могу сказать о ней 
только лично самому министру. Секретарь посмотрел на меня, потом на Анну и 
Андрея. Я представил себе, какие мысли его в тот момент занимали: если этот 
мужик чокнутый, то зачем он привел с собой жену и ребенка? Затем секретарь 
вошел в кабинет министра. Мне было даже слышно, что он кому-то звонил по 
телефону.
 Но вот он вышел из кабинета и произнес:
 – Господин министр находится в своем кабинете в здании парламента. Я вас туда 
провожу.
 Вместе мы прошли в расположенное рядом здание парламента и вошли в прекрасную 
приемную министра. Там я доложился другому секретарю. И все началось с самого 
начала. Я снова повторил, что должен переговорить только лично с министром и 
никем более другим. Секретарь снял трубку телефона и долго говорил с кем-то 
по-французски. Я понимал, что разговор шел обо мне, так как мое имя было 
несколько раз упомянуто. О чем шел разговор, я не понял. Через некоторое время 
он положил трубку на рычаг и сказал тому секретарю, который нас привел, что мы 
должны возвратиться в здание министерства и там ждать министра.
 Мы снова пошли назад. Ждать пришлось целых два часа. Андрей стал вертеться, и 
мы с трудом его успокаивали. Раздался звонок телефона. Секретарь поднял трубку, 
выслушал сказанное и ответил:
 – Очень хорошо, сэр.
 Затем обратился к нам и сказал:
 – Я очень сожалею, но министр вас принять не может.
 Сожалею! Опять прозвучало это ненавистное слово. Охваченный страхом, я 
посмотрел на Анну. Она кусала губы.
 – Пошли, – после некоторого раздумья произнес я. – Пойдем опять в редакцию.
 Когда мы пришли в «Оттава джорнэл», нам сказали, что главный редактор принять 
нас не сможет. Однако к нам подошла молодая репортерша, чтобы нас выслушать. 
Это была хорошенькая блондиночка, которую звали Лесли Джонстон. Она обратилась 
к нам дружелюбно и заинтересованно, погладила Андрея по головке и предложила 
присесть.
 Я рассказал ей всю историю. Она слушала внимательно, бросая время от времени 
на Анну взгляд, как бы обращаясь к ней за подтверждением сказанного. Она быстро 
просмотрела документы и взяла их в кабинет главного редактора. Возвратилась 
репортерша быстро.
 – Мы очень сожалеем, – произнесла она и возвратила мне бумаги. – Ваша история 
нам не подходит. В нынешнее время никто не осмелится поднять руку на Сталина.
 Анна была первой, кто смог хоть что-то сказать:
 – Милая девушка, а что же нам теперь делать?
 Репортерша немного подумала и ответила:
 – А почему бы вам не пойти в полицию и не обратиться по вопросу получения 
нашего гражданства? Это не позволит красным выдворить вас отсюда.
 В полной растерянности мы снова направились в министерство юстиции. 
Полицейский чиновник в отделе паспортизации объяснил нам, что полиция не 
занимается вопросами получения прав гражданства, и посоветовал обратиться в 
канцелярию прокурора на Николас-стрит.
 Путь туда был неблизкий, а на улице становилось все жарче. Андрей совсем 
раскис, и мне пришлось нести его на руках. Да и Анна явно переутомилась. Но это 
были еще, как говорится, цветочки. Из-за моего решения мы попали в опасную 
ситуацию, поэтому надо было действовать быстро и решительно.
 В канцелярии прокурора нам сказали, что дама, занимающаяся вопросами 
оформления гражданства, ушла на обед и будет отсутствовать еще некоторое время. 
Тут до меня дошло, что и мы с самого раннего утра ничего не ели. Мы направились 
в небольшой ресторанчик, расположенный неподалеку. Сделав заказ, я взглянул на 
часы. Было без четверти двенадцать. Я мог себе представить, что сейчас 
происходило в посольстве. Но может быть, отсутствия документов еще не хватились,
 лишь сотрудники удивятся, что я не вышел на работу.
 За обедом Андрей заснул. Анна решила, что будет лучше отвести ребенка к 
англичанке, с которой у нее установились дружеские отношения и которая 
проживала неподалеку от нашего дома. Это было, конечно, рискованно, но мы не 
могли больше таскаться по улицам с утомившимся парнишкой. На трамвае мы доехали 
до Сомерсет-стрит. Соседка была довольна, увидев нас, а Анна объяснила ей, что 
нам перед отъездом в Москву надо еще кое-что закупить. И мы попросили 
разрешения оставить ребенка у нее до нашего возвращения.
 Затем опять поехали в канцелярию прокурора. Сотрудница дала нам формуляры для 
заполнения и попросила прийти на следующий день, чтобы сделать фотографии. Я 
растерянно посмотрел на нее и спросил:
 – А как долго будет длиться оформление документов?
 – О, я точно не знаю, – ответила она. – Может быть, всего несколько месяцев.
 Анна расплакалась. Впервые мужество покинуло ее. Положив руку ей на плечо, я 
попытался ее успокоить. В отчаянии осмотрелся. За соседним столом сидела дама в 
красном платье, с которой мы говорили вначале, еще до того, как пошли 
перекусить. Внезапно решившись, я пересек комнату и, подойдя к ней, выложил всю 
свою историю.
 С большим удивлением она стала слушать мой рассказ, потом поднялась и принесла 
два стула. Махнув Анне рукой, она пригласила ее присесть. На ее столе . стояла 
табличка с именем и фамилией – миссис Фернанда Джобарн.