Впервые за всю свою карьеру Сташинский почувствовал, что руководство ему не 
особо доверяет. К этому добавились сомнения и даже страх. Сташинский приехал в 
Москву вместе с Ингой, они выдавали себя за супружескую пару Крыловых. Их 
принял один из руководителей КГБ – Аркадий Андреевич и поселил в гостинице 
«Украина». Когда между ним и регистратором гостиницы зашел спор о заказанном 
номере, у Сташинского появилось подозрение, что там установлены подслушивающие 
устройства. Поэтому он стал осторожно притормаживать критику Инги в отношении 
жизни в Москве, не объясняя ей причин.
 Попытка Аркадия Андреевича показать Инге жизнь в России с наилучшей стороны 
провалилась. Она замкнулась в себе, настаивая на желании вернуться домой. 9 
марта 1960 года ей и Богдану сообщили, что они могут возвратиться в Восточный 
Берлин и обручиться. С условием, что в скором времени возвратятся в Москву, 
поскольку Сташинский рассматривался как кандидат на прохождение дополнительного 
курса обучения. Но КГБ попал в затруднительное положение со своим чемпионом 
политического убийства. Он рассматривался как перспективный агент, увольнять со 
службы его еще не собирались, но и не хотели, чтобы он бездельничал. Давая 
разрешение на его женитьбу, руководство считало, что Инга Поль окажется 
довольна своей жизнью и без труда приживется в России.
 23 марта Инга Поль и Сташинский (как Иосиф Леман) обручились в Восточном 
Берлине. В мае чета возвратилась в Москву и поселилась в меблированной 
однокомнатной квартире в ведомственном доме КГБ. Сташинский стал посещать курсы 
переподготовки. Из-за его женитьбы план его командировки в англоговорящую 
страну отпал, и его обучали обычаям, поведению и разговорной речи разных 
районов Западной Германии.
 Инга посещала занятия по немецкому языку, но отклонила все попытки включить ее 
в изучение аспектов шпионской программы. Ее поведение достигло критической 
точки. Она стал говорить со Сташинским открыто о необходимости разрыва с КГБ и 
бегства на Запад. И его отношения с руководством секретной службы тоже заметно 
ухудшилось. К тому же он заметил, что его почту перехватывают и вскрывают, а их 
маленькая квартирка напичкана подслушивающими устройствами. Сташинский гневно 
пожаловался на это своему непосредственному руководителю, который тут же 
извинился и сказал, что квартира раньше предназначалась для других целей. 
Вскоре после этого инцидента курс его обучения прервался. Ему объяснили, что 
инструктор спешно выехал в служебную командировку, но занятия скоро 
возобновятся. Однако были прерваны занятия не только по спецподготовке, но и по 
немецкому языку и по вопросам политики. Сташинского призвали набраться терпения.

 В сентябре 1960 года он проинформировал руководство, что его жена беременна. 
Ему посоветовали – пусть сделает аборт. Сташинский в своих показаниях утверждал,
 что уже тогда стал понимать: такое отношение к его личной жизни, прослушивание 
квартиры, перехват его почты и все остальное означали, что он стал простым 
инструментом в руках своего руководства и к тому же бесполезным. Инга, которую 
возмутило предложение об аборте, снова и снова говорила о необходимости 
вернуться в Берлин: Москва не проявляет к ним, как людям, ни какого интереса. 
Наконец 3 декабря 1960 года Сташинского вызвали к генералу Владимиру Яковлевичу 
(фамилия его, как и фамилия Аркадия Андреевича, ему была неизвестна).
 Седой генерал, ветеран КГБ, не стал играть в прятки и напрямик заявил Богдану, 
что тому надлежит оставаться в Москве и не выезжать из России не менее семи лет.
 Таковы правила. А жена может ездить в Восточный Берлин когда ей 
заблагорассудится. Кроме того, заявил он, КГБ удалось выяснить из надежных 
источников, что американская и западногерманская секретные службы начали 
расследование смерти Ребета и Бандеры и что Сташинский «засвечен» (американцы 
отрицали это). Из КГБ его окончательно увольнять не станут, но временно он 
должен уйти на гражданку. Учитывая его заслуги, ему будут выплачивать его 
денежное содержание в размере 2500 рублей в месяц до тех пор, пока он не найдет 
подходящую работу.
 Сташинский с женой попали в трудное положение.
 Если и существует какая-то серьезная опасность в жизни русского шпиона, то это 
– жизнь бывшего шпиона. Сташинским приходилось быть постоянно начеку, опасаясь 
за собственную жизнь. Им надо было проявлять повышенную осторожность к 
продуктам питания, к тому, куда они направлялись и как передвигались. Вот 
тогда-то они стали продумывать планы бегства на Запад. Прежде всего они решили, 
что Инга должна уехать домой, чтобы ее ребенок стал гражданином Восточной 
Германии. Они договорились о кодировке своих писем и открыток. Если она, 
допустим, напишет, что «подыскивает хорошую швею», то это будет означать, что 
ей удалось установить контакты с американской секретной службой в Западном 
Берлине.
 В январе 1961 года Инга получила разрешение выехать домой. Сташинский же начал 
занятия на ускоренных курсах в Государственном педагогическом институте 
иностранных языков. КГБ вдруг резко изменил свое отношение к нему и дал понять, 
что он, возможно, вскоре получит новые задания. Сташинский полагал, что это 
было не что иное, как попытка успокоить его и заставить возвратить жену в 
Москву.
 Наивные попытки Инги добиться в Восточном Берлине того, чтобы снять запрет на 
выезд мужа, ничего не дали. Тогда в начале августа она стала собираться с 
маленьким сыном, которого Сташинский, естественно, еще не видел, в Москву. За 
день до отъезда она оставила ребенка у соседки. Во время кормления он вдруг 
подавился и задохнулся. Потрясенная мать телеграфировала об этом в Москву.
 Сташинский через своего нового направленца попросил разрешения на выезд в 
Восточный Берлин (этим направлением был Юрий Николаевич Александров), чтобы