Сделали разворот над Кобулети. И в этот момент условный стук в дверь. Так 
стучатся бортпроводницы. Шабартян посмотрел в глазок и увидел лицо второй 
бортпроводницы Вали Крутиковой. Он не заметил, что у нее разбита голова.
 Оказывается, когда выпускали шасси, преступники подумали, что мы снижаемся в 
Батуми, там ведь до Турции рукой подать, и приступили к захвату самолета. 
Оглушили обеих бортпроводниц, и те не успели нажать кнопку «Нападение», трижды 
выстрелили в штурмана Плотко, который летел в отпуск и был в форме работника 
гражданской авиации. Они приняли его за члена экипажа. Потом Валю Крутикову, 
оглушенную и избитую, подтащили к дверям пилотской кабины.

 С. ГАБАРАЕВ:

 Шабартян открыл дверь и получил в лицо пять пуль. Я услышал несколько хлопков 
и даже не подумал, что это могут быть выстрелы. Оказывается, в полете, на 
высоте, они звучат совсем иначе, чем на земле. Звук примерно такой, словно 
кто-то рядом открывает шампанское. Только когда Шабартян вскрикнул, я 
повернулся к нему. Увидел, как он упал за кресло, а в кабину порвались двое 
молодых ребят. Потом узнал — это были Кахи Ивериели и Гия Табидзе. Ивериели 
подскочил ко мне и приставил к горлу револьвер. Табидзе сорвал с командира 
наушники и ткнул в висок ствол пистолета «ТТ». Лица, перекошенные злобой, мат, 
истошные вопли: «Самолет захвачен! Берите курс на Турцию! Иначе мы всех вас 
перестреляем!»

 А. ГАРДАПХАДЗЕ:

 — Бортинженер Анзор Чедия повернулся к ним и спросил: «Что вы хотите?» 
Договорить ему не дали, прозвучало несколько выстрелов, он упал, завис в кресле.

 Когда они ворвались, я правой рукой нащупал свой пистолет в кармане, но вынуть 
его не мог. Так и держал руку в кармане. У нас было три пистолета, у меня, у 
Габараева и у штурмана Гасояна. У каждого по обойме — 8 патронов.
 Гасоян сидел внизу, при закрытых шторках, все слышал, но стрелять не мог. 
Перед ним был бортинженер. Когда Чедия упал, сектор обстрела открылся.

 В. ГАСОЯН:

 Вижу, надо действовать. Спасти положение ищу я один. Достал пистолет, взвел 
курок и выстрелил в преступника, который держал под прицелом командира. 
Террорист упал. Другой головой по сторонам вертит, кричит: «Кто стрелял? 
Откуда?», но пистолет у виска Габараева держит.
 Я тогда и в него два раза выстрелил. Как потом оказалось, ранил. Он закричал и 
выскочил из кабины.
 За это время командир успел выхватить спой пистолет.

 А. ГАРДАПХАДЗЕ:

 Когда Табидзе упал, я развернулся в кресле и тоже начал стрелять. Ивериели 
выбежал за дверь и спрятался за холодильник. Началась перестрелка. Мы вдвоем с 
Гасояном стреляли, а у них, пожалуй, стволов пять было.
 У нас патроны уже кончаются, и я думаю: «Надо закрыть дверь». Но как? В 
проходе лежит Шабартян, на нем Табидзе — то ли убитый, то ли раненый.
 Говорю Гасояну: «Оттащи их от двери, я тебя прикрою». В это время Валя 
Крутикова очнулась, приподняла голову. Они ее тоже у дверей оглушили. Гасоян 
говорит ей: «Валя, помоги их оттащить».
 Крутикова полулежа, полусидя вцепилась в Табидзе и оттащила его к кухне. 
Шабартян был еще жив, попытался сам заползти в кабину, Гасоян помог ему.
 Я продолжал стрелять, чтобы прикрыть их, а Габараев вел самолет.

 С. ГАБАРАЕВ:

 Во время перестрелки я управлял самолетом. Ахматгер крикнул мне: «Переходи на 
ручное управление, создавай перегрузки!» Я так и сделал: резко бросил машину по 
курсу и по высоте, чтобы сбить с ног преступников.
 Над Гори командир израсходовал последний патрон. У Гасояна патроны кончились 
еще раньше. Он взял мой пистолет и опять вел огонь. Мне показалось, что 
стрельба продолжалась вечность, а прошло, наверное, не больше пяти минут.
 Валя захлопнула двери кабины, а сама осталась в салоне с бандитами.

 В. ГАСОЯН:

 Шабартян пришел в себя, кричит: «Володя, посмотри, у меня глаз вытек или нет?» 
Глянул на него и содрогнулся. Все лицо в крови, во лбу пулевое отверстие, в 
горле рана — из нее кровь так и хлещет. Я достал платок, прижал его к ране на 
горле. Платок сразу пропитался кровью. Тут опять началась стрельба. Бандиты 
стреляли в дверь, хотели сбить замок.
 Что делалось в салоне, не знаю. Думали: раз так жестоко с экипажем обошлись — 
ни слова не говоря застрелили Чедия и тяжело ранили Шабартяна, то в салоне всех 
перестреляли.
 Шабартян кричит: «Не могу, ребята, спасите! Не хочу умирать». Достал документы,